Любовь и ненависть
Шрифт:
написанное коряво, малограмотно, но самим Аристархом, и в
этом втором письме он откажется от первого. Но ничего
подобного не произошло. Поняв наконец с непростительным
опозданием, что Ларионов начисто лишен совести и чести,
Василий Алексеевич со стоном в душе подумал: "До чего же
низок, гадок и подл бывает иной человек! И почему природа,
мудрая мать-природа не награждает таких, как Ларионов,
когтями, копытами, рогами, клыками, хвостом?
бы ясно и не случалось бы никаких недоразумений". Не
меньше самого Василия Алексеевича переживали этот подлый
выпад из подворотни Ирина и Алексей Макарыч. С генералом
случился приступ стенокардии, и его положили в больницу.
Ирина не находила себе места. Антонина Афанасьевна с
Катюшей в середине мая на все лето уехали в Анапу, и, как это
ни странно, у Ирины оказалось меньше забот по дому и
больше свободного времени. Придя с работы домой, она
металась по квартире, не зная, чем заняться, два раза в
неделю писала в Анапу письма и думала о Василии. Потом
начала запоем читать книги. Читала вдумчиво, с пристрастием,
сравнивала свою судьбу с судьбами книжных героев,
настойчиво искала ответ на волнующие ее вопросы. И опять
думала о Шустове. Она представляла его суровое,
потемневшее и осунувшееся лицо, сухой, холодный блеск в
глазах, резкие жесты, и ей казалось, что он не вынесет всей
этой шквальной травли: либо сляжет в постель, либо покончит
с собой. Мысль о том, что он наложит на себя руки,
становилась навязчивой, жуткой и не давала Ирине покоя.
Случись с ним какое-нибудь несчастье, не стань его в живых,
тогда и ей незачем жить и ее жизнь будет бессмысленной и
ненужной, потому что все последнее время она жила
мыслями, мечтой только о нем, его жизнью, хотя он об этом,
конечно, не подозревал. Рассуждая таким образом, она уже не
стеснялась признаться себе, что любит Василия
беспредельной, чистой, пламенной любовью и уже не в
состоянии жить без этой любви. Она твердо знала, что ни
Марата в юности, ни Андрея после она так не любила и что это
ее последняя и самая настоящая, делающая человека
окрыленным и счастливым любовь. И было так обидно,
нестерпимо больно, что он не ощущает ее тепла и ласки, что
любовь эта безответная.
Иногда внезапно Ирину настигала мысль об Андрее, и
тогда с какой-то поспешной неловкостью, точно желая скорей
отмахнуться, она говорила самой себе: Андрей - мой муж, друг,
товарищ, отец нашего ребенка, и я к нему хорошо отношусь, я
уважаю его, он добрый, честный сильный.
Однако
чтобы ссоры, но просто неласковые, иногда грубоватые,
холодные слова создавали атмосферу сухости и отчуждения.
Теперь Андрей и Ирина спали в разных комнатах, говорили
друг с другом мало, потому что Ирина могла говорить только о
своей клинике и разговор этот неизменно переключался на
Шустова. Тогда она вся воспламенялась, лицо, сразу
помолодевшее, осененное глазами счастливицы, становилось
враз одухотворенным. Андрей все видел, понимал, пробовал
заводить на эту тему разговор, чтобы внести какую-то ясность,
но всякий раз она уклонялась с наивной хитростью, оставляя
его в задумчивом состоянии. Ирина, чувствуя себя
несправедливой к нему, однажды за ужином спросила как бы
шутя, с наивным любопытством:
– Скажи, Андрюша, ты очень бы переживал, если б я
ушла от тебя?
– Не знаю, - глухо отозвался Андрей и спросил, глядя на
нее удивленно и настороженно: - Ты это к чему?
– А просто так. Ведь ты меня не любишь? Это правда?
Ну скажи - правда?
Он смотрел на нее тихо, долго, проникновенно и видел:
слова ее говорят одно, а взгляд - совсем другое. Он был
уверен, что Ирина великолепно знает о его любви и в верности
ей не сомневается, а спросила с какой-то иной, тайной целью.
И тогда он ответил ей точно таким же вопросом:
– А ты? Ты еще любишь меня или никогда не любила?
Это прозвучало неожиданно, прямо, резко до жестокости
и поставило Ирину в тупик. Она рассмеялась, весело, звонко,
это был чистый и в то же время деланный, не совсем
естественный смех. Быстро погасив его, Ирина продолжала,
как бы играя все на той же полушутливой струне, стараясь уйти
от поставленного в лоб вопроса:
– Я не увлекусь. На пошлость, на флирт я не способна,
ты же знаешь. Я могу полюбить всерьез, сильно. Вдруг
появится какой-нибудь принц.
– Что значит принц? И вообще, что ты говоришь, Ирина?
Это что-то новое в тебе.
– Но, Андрюша, согласись, что никто из нас на этот счет
не может дать гарантий. Нельзя поручиться за себя.
"Вот так раз, вот это Ирина, совсем другая, которой я еще
не знал". Открытие это обеспокоило Андрея. Стараясь уловить
нить потерянной мысли, он сказал негромко и с убеждением:
– Ты не можешь поручиться за себя? И возводишь это в
принцип. Зачем? Я-то могу за себя поручиться. Как ты