Любовь и ненависть
Шрифт:
никакого такого метода нет, что все это рассчитано на
сенсацию и на доверчивых людей". В общем, в таком духе...
– Аристарх такого письма не напишет, - сказал
Кашеваров, закуривая.
– Разумеется. Ему надо помочь. Написать за него.
– Он не подпишет. Он действительно дружен с
Шустовым?
– Да. Но это не имеет значения. За бутылку коньяку? Как
это у Маяковского. Помнишь? Подскажи.
– "Собственную тетушку назначит Римской
себе подпишет смертный приговор", - процитировал
Кашеваров.
– Именно. Ларионов - это явление. После второй рюмки
переходит на "ты", после четвертой начинает петь. После
пятой лезет целоваться. После шестой он сделает любую
подлость, если только будет уверен, что ему за эту подлость
поднесут седьмую рюмку. Величайший оригинал. Его надо
поручить Науму.
Однако Гольцер не приходил. Марат после ухода
Кашеварова наказал секретарше никого к себе не пускать,
кроме Наума, который нужен был ему не только в связи с
письмом Ларионова. Завтра Дэйви собирался ехать в
Новосибирск, Гольцер должен сопровождать его в качестве
представителя журнала "Новости", и Марату хотелось еще раз
проинструктировать Наума. Он опасался, что история,
наподобие сегодняшней в клинике, может повториться, и
поэтому нужно было предупредить Наума, дать указание, как
поступать.
Марат читал верстку очередного номера и думал о Еве, с
которой сегодня условился встретиться на даче у Савелия
Чухно.Дача Савелия Чухно стоит на высоком берегу быстрой
мелководной и не очень радующей купальщиков своей
студеной водой речки Истры. Участок в полтора гектара со
всех сторон огорожен высоким тесовым забором на
железобетонных столбах. Забор тянется и у самой воды; здесь
река делает излучину наподобие зеленого мыса, что дает
основание кинорежиссеру называть свою дачу "моя Пицунда".
В излучине образован омут, метров десять в ширину и
двадцать пять в длину, при этом достаточно глубокий, с
песчаным дном и берегом. Тут устроен персональный пляж со
скамеечкой и грибком, с деревянными ступенями и даже
небольшой вышкой для любителей нырять. Две трети участка
заняты под лес - береза, сосна, ель, дуб. Это от дома в
сторону реки. А по другую сторону дома к парадному подъезду
– фруктовый сад и цветы, много цветов. Зато никаких клубник и
овощей не водится. Савелий Адамович считает, что такого
добра можно всегда и в любом количестве купить у соседей.
Дача зимняя, рубленая, одноэтажная, из шести комнат и
двух террас, с
Савелия Адамовича. На отшибе в углу перед спуском к реке -
флигель, в котором живет одинокий отставной капитан - старик,
исполняющий обязанности садовника, сторожа и вообще
коменданта этого уютного гнездышка. Всеми кухонно-
домашними делами заправляет Марья Ивановна - пожилая, но
еще крепкая, расторопная женщина, живущая тут неподалеку в
собственном домишке. Муж Марьи Ивановны - машинист,
водит по железным дорогам тяжеловесные составы. В отлично
от "коменданта", Марья Ивановна работник сезонный, ее
приглашают по мере надобности, потому что хозяева на даче
живут редко, предпочитают санаторий, дома творчества,
пансионаты. И все же в летнюю пору, особенно в хорошую
погоду, Чухно, его супруга с двумя сыновьями - учениками
спецшколы и отец Савелия Адамовича -
семидесятивосьмилетний поэт Адам Эдуардович Сахаров нет-
нет да и заглянут на недельку-другую на высокий берег Истры
подышать подмосковным озоном, а при надобности
встретиться с друзьями и за рюмкой холодного вина обсудить
актуальные вопросы, которых у преуспевающего кинодеятеля
всегда много и всегда они актуальны.
Массы теле- и кинозрителей, то есть советское общество,
Чухно делил на три возрастные категории. Первая - старые
большевики, участники гражданской войны и герои первых
пятилеток. Вторая - те, кто прошел от Буга до Волги и затем
обратно от Сталинграда до Берлина - поколение закаленных в
боях людей, знавшее горечь поражений и радость побед,
неустрашимое племя, рожденное Октябрем и воспитанное
партией Ленина уже при Советской власти. Третья - молодежь,
та, которая о войне знает по книгам да кинофильмам, - кстати,
а может, и совсем некстати сделанным Савелием Чухно. Ко
всем трем возрастным категориям Савелий Адамович
относился по-разному. Первой не придавал никакого значения.
Сложней было со вторым поколением. Оно не принимало
кинофильмы, которые делал Савелий Адамович, решительно
осуждало идеи, которые проповедовались со страниц журнала
"Новости", и вообще слишком ревниво относилось как к
национальным, так и к новым, советским традициям и никак не
желало согласиться с теми, кто под разными соусами, а то и
напрямую утверждали, что патриотизм и тем паче чувство
национальной гордости - понятия устаревшие, отжившие свой