Любовь и ненависть
Шрифт:
Шелковистая, прозрачная пелена затянула небо. Знойное с
подсолнечной стороны, оно казалось пыльным, где-то там в
выси позванивал однообразный колокольчик жаворонка, а в
нарядно-праздничных березах неистовствовал зяблик. Вокруг
все было ароматно, сочно, душисто и радостно.
Ева, сидевшая рядом с Маратом, положила свою
длинную изящную руку, точно выставляя ее напоказ, на спинку
переднего сиденья и смотрела вперед с тонкой улыбкой на
губах,
чистый лоб. Марат сбоку восхищенно посматривал на ее
тонкое лицо, на эту пленительную скромность и думал, что
хорошо бы поехать сейчас на дачу к Гольцеру и провести вечер
вдвоем с Евой. Но уже поздно было перерешать.
Когда машина вкатила во двор и за ней отставной
капитан закрыл крепкие ворота, первым, кого увидели Марат и
Ева, был артист-комик Степан Михалев. Длинный и тощий, в
белой с вышитым воротником русской рубахе, он вразвалку
подошел к Еве, протянул ей розовый, только что сорванный с
грядки тюльпан, изогнулся вопросительным знаком, ткнул
щетинистыми усами в ее кольцо и сказал заранее
приготовленную любезность: "Первой женщине земли". Подал
лениво-безжизненную, как плеть, руку Марату, тотчас
огляделся, сделал важное лицо и вполголоса сообщил:
– Звонил Наум. Он чем-то взволнован. Через час будет
здесь с какой-то неожиданной новостью.
Михалев важно замолчал, глаза его снова спрятались. А
Марат внутренне вздрогнул от его слов, несмотря на то что и
самого Михалева и все его сообщения не принимал всерьез.
Просто он жил в постоянном страхе, в каком-то недобром
предчувствии, похожем на состояние разгуливающего на
свободе преступника, которому как будто даже ничего и не
грозит. Рассудком этого чувства не понять.
– У Наума все неожиданно, - безучастно отозвался
Марат, нахмурив брови и тем самым дав понять Михалеву, что
сообщение его было совсем некстати, но он прощал его, как
прощают слабости любимых людей. Лицо его было багровым
и потным. У крыльца встретил Савелий Адамович и сообщил
то же самое о звонке Гольцера. Марат с видом человека, для
которого все вопросы решены, ничего на это не сказал, только,
прищурясь, посмотрел в сторону беседки, где перед кувшином
с квасом сидели Гомер и Сахаров. Потом сказал негромко,
вытирая платком потное лицо: - Холодного вина. Я не надолго,
Сава.Сухое вино подали туда же, в беседку, и, осушив бокал,
Марат спросил Чухно, почему он не хотел видеть у себя Дэйви.
– Я не люблю наркоманов, - напрямую ответил Савелий
Адамович,
знал, что его заморский гость наркоман.
В это время за воротами хлопнула дверь автомобиля, и
через минуту, распахнув калитку, появился Наум Гольцер. По
виду его легко было догадаться, что прибыл он с недобрыми
вестями. Марат впился в него ожидающим угрюмым взглядом.
Гольцер молча подал всем по очереди свою грубую ладонь,
сказал сдержанно, скупо, без жестов: - Дэйви арестован.
Тишина стала хрупкой, натянутой. Все застыли в
ожидании разъяснений.
– Когда?
– спросил Марат.
– Часа три назад.
– Наум посмотрел для убедительности
на часы, добавил: - В гостинице. Я шел к нему, а его в это
время уводили.
– А в чем дело?
– спросил Михалев. Гольцер не имел
желания отвечать этому взбалмошному несерьезному
человеку и только слегка пожал плечом. Марат сосредоточенно
посмотрел на Чухно. Тот подсказал:
– Пойди позвони. Тебе скажут: он твой официальный
гость. Обязаны сказать.
Марат ушел в дом к телефону и возвратился минут через
десять. Сказал, пристально глядя почему-то на Гольцера:
– У него изъяли наркотики и сионистскую литературу.
Гольцер понял этот взгляд: вчера Дэйви подарил ему
незначительную по весу, но очень сильную по действию
порцию наркотика. Одну дозу Наум обещал Соне: препарат
этот он запрятал у себя на даче, запрятал так, что ни одна
ищейка не найдет.
– Его будут судить?
– спросила Ева, имея в виду Дэйви.
– Не знаю, - вполголоса ответил Марат и, отвернувшись,
столкнулся с удивленным взглядом Чухно, уже резко и
раздраженно повторил: - Не знаю и не желаю знать!
– У тебя сегодня дурное настроение, - раздумчиво
проговорил лупоглазый Гомер Румянцев, глядя в пространство.
– Оно мешает тебе трезво воспринимать факты.
– Во всяком случае, о своем иностранном госте ты
должен побеспокоиться, - продолжил его мысль Чухно. -
Попроси Никифора...
– Хватит! - вдруг взорвался Марат и встал. - С меня
хватит! Надоело... Не делайте из меня авантюриста. Не
забывайтесь. Мне Дубавина хватило - вот так! - Он провел
ладонью по своей толстой шее. - Вы отлично знали, что
Дубавин сидел за шпионаж. А вы его подсунули в секретный
институт. Волка в овчарник.
– Позволь, кто это "вы"?
– Гомер вплотную подошел к
Марату и выпучил глаза. -- Какое я, или он, или они, - он