Любовь и ненависть
Шрифт:
главврач.
Василий Алексеевич молча кивнул и ушел к себе в
отделение.
Гость пожаловал в половине одиннадцатого. Это был
розоволицый, рано облысевший блондин с синеватыми
линялыми глазами, упитанный, плотный, широкий в плечах, с
видом счастливого, преуспевающего человека. Сын турка с
острова Кипр и француженки, проживающей в Испании, Жак-
Сидней был подданным одной латино-американской страны,
сотрудничал в нескольких
колесил по всему земному шару вдоль и поперек, что не
мешало, а скорей, способствовало его тайным связям с
Центральным разведывательным управлением США. В нашу
страну он приезжал уже не впервые, отдельной книгой
издавались за рубежом его путевые очерки "Брест -
Владивосток", в которых он достаточно объективно, на уровне
бойкого репортера описал свои впечатления о жизни советских
людей. Год назад во время своей поездки за океан Марат
Инофатьев встретился с Дэйви. Тот сопровождал советского
журналиста в его двухнедельном турне по США, и главный
редактор "Новостей" считал своим долгом пригласить Дэйви
вновь посетить Советский Союз. Предложение было принято с
благодарностью, и Жак-Сидней вот уже третий день,
сопровождаемый Маратом Инофатьевым, наносит визиты
москвичам. В клинику его привело не желание познакомиться с
некоторыми вопросами организации здравоохранения в СССР
и не жгучий интерес к лечению трофической язвы методом
вакуумтерапии. Иностранного журналиста интересует доктор
Шустов, о котором на Западе якобы ходят легенды. Возможно,
Дэйви напишет о Шустове очерк, быть может даже книгу, но
прежде он должен убедиться в истинных талантах русского
Гиппократа, убедиться, так сказать, на собственной шкуре.
Дело в том, что у молодого джентльмена Жака-Сиднея то ли
от чрезмерного умственного напряжения, то ли от частого сна
на чужих подушках катастрофически начали выпадать волосы,
что совсем не нравилось его молодой супруге - дочери
известного в мире бизнесмена, миллионера и наводило панику
на самого миллионерского зятя. Говорят - земля слухами
полнится. И залетел за океан слух, что некий доктор Шустов
изобрел эликсир против облысения, и не только успешно
приостанавливает выпадение волос, но и растит новые на
совершенно голых и гладких черепах своих сограждан.
Впрочем, как достоверно узнал мистер Дэйви уже по прибытии
в Москву, пока что доктор Шустов строго ограничил круг своих
клиентов. Предприимчивый и самоуверенный делец Дэйви,
падкий на риск и решительный
себя, что с Шустовым сторгуется легко и быстро. Разумеется,
об этих подлинных целях его визита в клинику главврач ничего
не знал и был несколько удивлен, что заморский гость слушает
его рассказ о клинике без особого интереса и с непонятным
нетерпением. Марат же во время разговора бесцеремонно
зевал в кулак. "Циник, и не скрывает этого", - подумал Семенов
о редакторе "Новостей", но все же продолжал говорить, хотя
уже без особого энтузиазма. Вдруг гость неприлично крякнул, и
Марат, поняв намерение своего коллеги, перебил хозяина,
сказав одну из своих любимых фраз:
– Все это, доктор Семенов, общеизвестно и потому
неинтересно.
Лицо главврача пошло пятнами. Произошла неловкая
заминка. Дэйви тихонько покачал головой, верхняя капризная
губа его шевельнулась, и Марат довершил то, что начал,
убийственной для Вячеслава Михайловича фразой:
– Наш гость желает познакомиться с выдающимся
советским экспериментатором профессором Шустовым.
Василий Алексеевич не был профессором, и эта фраза
Марата больно кольнула Семенова. У него появилось желание
возразить этому невоспитанному выскочке, но, взглянув в лицо
гостя, властное и ничего не выражающее, спросил:
– Пригласить сюда доктора Шустова?
– Нет, мы лучше пройдем к нему, если это не создаст для
вас излишних затруднений, - медленно подбирая русские
слова, ответил Дэйви.
Василий Алексеевич встретил их с корректной
официальностью: его коробило присутствие Марата, который с
присущей ему покровительственной развязностью пожурил
Шустова за то, что тот так и не написал якобы обещанную
статью для "Новостей".
– А я вам ничего не обещал, - улыбнулся Василий
Алексеевич и сразу обратил вопросительный взгляд на Дэйви.
Жак-Сидней долгим проницательным взглядом
посмотрел на Марата, затем на Семенова, точно не решаясь, о
чего начать, и желая заранее заручиться их полной
поддержкой. Потом с легким акцентом заговорил по-русски,
положив перед собой блокнот и вечное перо:
– Ваше имя, доктор Шустов, известно на Западе как имя
ученого с большими перспективами. Мне хотелось бы
рассказать нашим читателям - миллионам читателей
Западного полушария - о ваших экспериментах, волнующих по
крайней мере половину человечества. Возможно, я напишу о