Любовь моя
Шрифт:
— Во всех твоих произведениях «хеппи-энд»? У тебя определенная типология концовок? — поинтересовалась Жанна.
— Они разные, но я не считаю, что финалы моих книг несчастливые. Мои герои умеют прорываться через абсурд жизни.
— И с какими потерями?! Меня потрясла история жизни двух женщин. Много страстей руководят поведением человека: желание денег, власти… Но главная из них — любовь. Не знать любви близких — это трагедия! Твои героини не познали родительской заботы, не досталось им и настоящей мужской ласки. Существовать много лет подряд в подавленном состоянии, в нелюбви — страшно тяжело. Эти женщины жили
— Тогда читай сказки или фантастику. — Это Инна не дала Лене ответить.
— Что бы я делала без твоих «шедевральных» советов! — огрызнулась Аня.
— Не кипятись, спусти пар, а то взорвешься, — спокойно отреагировала Инна.
— Между прочим, сказки эгоцентричного Андерсена очень жесткие. Я, читая их, всегда плакала, — недовольно заметила Жанна.
— А если не между прочим?
Жанна промолчала, только плечами вздернула.
— Они щемяще-печальные, сентиментальные и больше трогают нежные сердца девочек, — сказала Аня.
— Мальчишкам ближе Том Сойер и Гек Финн, — усмехнулась Инна. — Они сказки Андерсена только через мультфильмы воспринимают. В наше время редакторы меняют концовки его сказок на более мягкие, чем ухудшают их смысл.
— Согласна, — кивнула Аня.
24
— Лена, журналисты тебя часто посещают?
— Бывает. Только я не люблю, когда они пересекают личные границы без моего на то ведома.
— Как это? — уточнила Аня.
— Обещают написать о творчестве, а посвящают статьи подробностям личной жизни, пропущенным через собственное не совсем профессиональное и не очень порядочное нутро, заботясь только о собственном пиаре. Я таких «импровизаторов» на порог больше не пускаю. Тем, кто меня хоть раз обманул или предал, я больше не доверяю.
— Не люблю журналистской кампанейщины: захотят — вознесут, захотят в порошок сотрут. Я написала хвалебную статью об одном прекрасном человеке, а ее не приняли. Оказывается, ею я лила воду на мельницу неугодного начальству конкурента на высокую должность.
— Аня, журналисты тоже народ зависимый, они чьи-то заказы выполняют, — объяснила Жанна. — От рядовых журналистов современной свободной прессы я слышала, что они с ностальгией вспоминают советские времена, когда на каждое критическое выступление газеты в обязательном порядке следовал ответ-разъяснение, а теперь никому дела нет до их критических заметок, будто все люди замкнуты только на самих себя. Часто сообщение срабатывает непредсказуемо и совершенно в неожиданном месте. И звучит оно уже не доброй критикой, как предполагалось, а орудием возмездия в чьих-то недобросовестных играх. Возникают парадоксальные ситуации, не дающие опомниться. Нам в это лучше не вникать.
— Лена, а сама ты в своих книгах не переходишь границы дозволенного правилами приличия? — спросила Аня.
— Если я беру факты из жизни своих знакомых, то только с их разрешения. Этого требует писательская этика. И все же из предосторожности на форзаце своих книг я всегда пишу просьбу к читателям не искать себя среди моих героев. Встречаются любители предъявлять претензии.
— Обожглась?
— Было дело. Пристал ко мне как-то один очень неприятный тип, как банный
— Грубо ты его.
— А если он деликатных слов не понимает?
— Ты высокие чины трогаешь?
— В одной из книг я предполагала, что если бы во власти было больше женщин (достойных!), то и в стране, и в семьях было бы больше порядка. У меня одно время созрела идея подтвердить свой тезис наглядными примерами, что усилило бы содержание книги. Но тогда пришлось бы изучить природу власти, даже обратиться к научным статьям. Размышляя над этой трудной задачей, я пришла к выводу, что для меня это неохватная и неподъемная тема, и не стала ее затрагивать. Писать можно только о том, что знаешь глубоко, всесторонне и достоверно.
— Из своего опыта я поняла, что приходя во власть, большинство чиновников лишаются многого человеческого в себе. То ли работа там такая «вредная», то ли тщеславие их губит и деньги? Им проще отказать, чем разбираться в чьем-то деле. Наверное, поначалу сами искренне верят, что хотят блага для народа, да только потом добиваются его в основном для себя, — усмехнулась Инна.
— У меня нет к начальникам благоговейного трепета. Я к ним отношусь настороженно, — поделилась Жанна. — Мне кажется, дело тут не во всех начальниках и чиновниках, а в дураках и подлецах среди них.
— А ты, Аня, начинаешь дрожать даже от приближения милиционера, — рассмеялась Инна.
— Он сам ко мне направляется, и я не могу от него защититься.
— А то бы, как стрела из лука от него умчалась.
— Но идти к начальнику или нет, решаю я сама.
— И не идешь, — усмехнулась Инна.
— Лена, я не поняла, кто у тебя в последней книге главный герой? — спросила Аня. — Ой, прости! В очередной.
— Мое дело — вызвать интерес к проблеме, а дальше читатель пусть сам соображает, кто из героев ему ближе. Я же предлагаю заведомо разные точки зрения.
— В твоих книгах для развития воображения у читателя и свет, и воздух, и бездна пространства в каждой фразе, — сказала Инна. — В деревне говорят, что если поленья в печи лежат слишком плотно, огню не разгореться. Чувствуешь аналогию?
Аня с серьезным видом задумалась над ее замечанием.
— Лена, может, теперь займемся детальным разбором не книги, а твоей личности? «Во всем мне хочется дойти до самой сути». Нам это проще. С одержимостью хирурга станем углубляться в твое «нутро». Развлечемся? — беззаботно спросила Инна.
— И наконец-то уйдем от писательской темы, — преждевременно обрадовалась Лена.
— Начнем пошагово: с верхнего прикида. Неплохая идея? Не станем подхлестывать воображение? У тебя есть претензии к собственной внешности? Блеск и шик в одежде — это твое?
— Издалека заходишь. К чему клонишь? Это допрос с пристрастием? Сильно не наседай, — рассмеялась Лена. — Мне никогда не нравилось выделяться одеждой, поэтому я не придавала ей особого значения. Учитывая императив незаметности и незаменимости на работе, я всегда носила «ярко выраженный» строгий социальный брючный костюм без малейших отклонений в сторону излишней женственности. Элегантность в простоте.