Любовь моя
Шрифт:
— Женские штучки — кокетство и жеманство — не твой метод давления на мужчин. А имиджевые штрихи? У мужчин трубка, кепочка… Ты даже в строгом аскетичном костюме умела преподнести свою индивидуальность. Тонким обаянием брала. Не боялась разонравиться, — подтвердила Инна.
— Конечно, я никогда не забывала, что моду делают детали и что они должны быть безукоризненно исполнены, будь то модельная строчка, изящный шарфик или оригинальная брошь. Они — пикантная приправа к пресному блюду повседневной строгости. Я предпочитаю короткую стрижку без излишеств.
— Строгая одежда на тебе живет одной с тобою жизнью. А я в эксцентричном костюме чувствую себя уютней. Я им по-своему защищаю себя. До сих пор люблю шокировать знакомых непривычно раскрепощенными, чуть ли не неприлично откровенными собственноручно изготовленными нарядами.
— Это один из твоих многочисленных талантов, — подтвердила Лена. — В нем ты всегда неизменно и стремительно набирала высоту.
— Лен, я не могу представить на твоем лице боевой раскрас-макияж, — рассмеялась Инна.
— И не надо.
— А как насчет характера? Есть в нем зацепки, чтобы тебя раздраконить?
— С людьми я, как правило, проста, но сдержанна, стараюсь не терять достоинства. Не люблю широких жестов, суетливости и нарочитого равнодушия.
— И дома ты предельно скромна. Обыкновенная наседка.
— У каждого своя органика, свое внешнее и внутреннее ощущение себя как личности.
— Внутреннее и внешнее в человеке так часто не совпадают! — сказала Жанна.
— Прошли годы и люди стали говорить, что им в голову не приходило, что я могу стать писателем. Я не производила впечатления думающего человека? Получается, если бы у меня было повышенное внимание к своей одежде, я была бы экстравагантна в отношениях с сослуживцами, или напротив, ходила надутым индюком с надменным выражением лица, то мне скорее поверили? Я, таким образом, больше вызывала бы у них уважения или интереса? Мол, считаю своим долгом внешностью и поведением сообщить… и настаиваю обратить внимание… А без этих атрибутов они не видели во мне интересного человека?
— Так ведь по одежке встречают. Для меня в молодые годы, носящий шейный платок обязательно ассоциировался с великим поэтом или артистом, а длинные волосы — с художником или музыкантом, — сказала Жанна.
— У них профессии такие — выставляться как в витрине магазина, — заметила Аня.
— А те поэты просто прикрывали красивыми платками и модными шарфами свои старые морщинистые шеи, молодились.
— Отстань, Инка. Испортила лирический настрой, — рассердилась Аня. — Лена, а в праздники ты тоже скромничала, ходила синим чулком с тщательнейшим образом продуманным строгим обликом?
— Нет. Блистала. Появлялась в вечернем платье до полу, с глубоким декольте, надевала изящное ювелирное украшение, делала эффектную прическу.
— И мужчины вдруг замечали в тебе женщину, делали комплименты, всюду пропускали вперед? — спросила Аня.
— Ох уж этот мне вежливо-садистский прием пропускать женщину вперед там, где трудней, опасней или неприятней, — насмешливо фыркнула Инна.
— И штабелями
— Это не более, чем байки, — отмахнулась Лена.
— Она крайне неохотно впускает в свою личную жизнь даже близких друзей. Но я знаю, что мужчины и в будни не давали ей прохода, — ответила за Лену Инна. — И даже когда она позволяла кому-то называть себя по имени, они не рисковали пользоваться этой привилегией.
— Значит, умные, — сделала вывод Жанна.
— Ну что тут скажешь, тема закрыта, — рассмеялась Инна.
— А я многократно замечала, как менялось отношение людей ко мне в зависимости от качества моей одежды. Когда я была в красивом и дорогом костюме, окружающие относились с большим уважением, — заявила Жанна.
— Даже в парикмахерской, — подтвердила Аня.
— У меня в молодости подруга была. Жена офицера. Большая удача, что мы с ней оказались по жизни в одном месте и в одно время. Неподражаемая выдумщица. У нее возникала масса художнических находок. В ней пылала и бурлила жажда жизни, желание сделать свое существование в глуши красивым и радостным. Мои платья — дело ее рук. Ее стараниями был создан мой неповторимый, как она выражалась, образ. В ее нарядах я чувствовала себя королевой, и мне казалось, что весь мир у моих ног! — восторженно поделилась Жанна.
— И ты была обречена на успех у мужчин! И «взрывалось утро фейерверком нежности». Но «Препятствий — тьма, и радости так мало отмеряно нам в жизни…» Николай Филин из Липецка автор этих строк. Но не было места «…где можно просто сердце распахнуть, столкнуть с души земное притяженье». А это — Цветаева, — с величественным жестом высоко поднятой руки провозгласила Инна.
«Инка — олицетворение неугомонности и бесцеремонности», — вздохнула Жанна. Но ей было приятно, что та откликнулась на ее откровение.
— Давно ты заболела Мариной Цветаевой? А как же отверженная, ошельмованная Ахматова и ее: «Я была тогда с моим народом», «И безвинная корчилась Русь» и «Невинно» клевещущий рот»? — спросила Аня. — Когда-то ее влияние и на тебя простиралось. (Вновь пустились в разговоры о литературе.)
— Устаю я от ее жесткости и незыблемой стойкости. Маяковскому, Багрицкому, Есенину и Цветаевой чуть-чуть бы от нее… От Ахматовой в моей душе замогильная кладбищенская тишина. Будто она опалена и ей требуется эликсир жизни.
— После Ахматовой новое слово должно быть таким, чтобы оно имело право нарушать эту тишину.
— Великое слово требует тишины, Ее надо уметь слушать, — на свой манер подтвердила Инна слова Ани. — Да, время было не сладкое… Теперь Анастасия Цветаева мне ближе. В ее стихах место моей душе. Судьбы у обеих сестер трагичные, но природа создала их по-разному переносить несчастья. Я благодарна Анастасии за высочайшую поэзию любви, за ее непосредственный отклик в моей душе.
Мозаика мельчайших морщинок у глаз Инны осветилась легкой мягкой улыбкой. Она вспомнила что-то свое, поистине искреннее и приятное.