Любовь моя
Шрифт:
«И тут она вместе с народом!» — улыбнулась Лена. — Какие все-таки у девчонок в споре — когда не занудствуют — красивые содержательные, одухотворенные лица! Любо-дорого смотреть. Хочется жить рядом с ними, дышать одним воздухом».
— Анюта, ты ли это? Ты открываешь мне глаза! Вот это по мне! Может, ты тоже сочиняешь, допустим, ради переживания острых ощущений? — насмешливо спросила Инна, похоже, переводя тем самым в шутку ранее нанесенное себе оскорбление, которое, наверное, не дошло до дремавшей Лены.
«Кем она пытается меня выставить? Не поддамся», — подумала Аня и ответила Инне спокойно:
— Как-то не случилось.
Сначала,
— «Насилует простуженный рояль», «И сырость капает слезами с потолка…» Какая образность! Чьё это?..
— Спросонья, что ли бубнит? — тихо сказала Инна, отвлекшись от Ани.
— …Не поддается вдохновение описанию, сравнению и оценке.
— Самокритична, к великим себя не причисляешь. Не отважишься. Как же иначе! Они ведь «в преходящем усматривали вечное, в случайном — следы божественного». Они обязаны своим талантом Богу! А ты разве нет?
— Инна, повторяешься, — вздохнула Лена.
— Считаешь, что до классиков не дотягиваешь? А может, ты уже в той цепочке, в том ряду, и обманчивая простота твоих рассказов для потомков вдруг окажется откровением? Скромничаешь. Не можешь даже шутливо, как Олег Янковский, заявить, мол, «я на свою беду, бессмертен». И в этом твое величие? А надо уметь подавать и продавать свой продукт. Вот так и погребаются таланты. Запомни, ты настоящий писатель во всех смыслах и проявлениях, потому что умеешь постоянно держать читателя в своем эмоциональном поле. Помнишь фразу: «Ты, Моцарт, Бог. И сам того не знаешь». Вот и я скажу: «Писатель, когда творит, близок к Создателю». Эта фраза должна быть в твоем сердце, будто высеченная из мрамора. Она того стоит.
— Спасибо за комплимент, которого я не заслуживаю, и за «любезность, без которой можно обойтись». Сразила. Изыди, сатана. Я знаю цену лести, — сказала Лена и даже руками замахала. — Ну и шуточки у тебя, милый мой, добрый эксперт. Какую же надо иметь роскошную фантазию, чтобы пытаться втискивать меня на одну полку с классиками?
— Задача, конечно, не из легких, — весело откликнулась Инна.
— До Судного дня мне ждать-пождать подобного признания. И не дождаться. Я до сих пор чувствую себя ученицей, по ночам «сдаю» экзамены, что говорит о моей неуверенности в себе.
— Не наставила я тебя на путь истинный? У божьих врат честные свидетельства очевидцев эпохи могут оказаться бесценными, — пошутила Инна.
— А теперь ты над кем потешаешься? — не поняла Аня, очевидно не вникнув в разговор подруг. Но тут же смешалась и больше уже не пыталась прояснить упущенный смысл.
«С юмором у Ани иногда туговато, а в остальном она ничего. Что это сегодня мои подруги на литературе помешались? Никак диспут не закончат. Мое присутствие тому виной», — решила Лена.
— Я трезво смотрю на себя и свои возможности. Но мои детские книжки зачитывают до дыр. Я могу позволить себе этим похвалиться. И уже только поэтому я прихожу к выводу, что мое писательство — приход к себе, и что не зря я из физиков в лирики «подалась», хотя коллеги посчитали это странным кульбитом. Кому-то, чтобы найти себя и утвердиться, необходимо взойти на Монблан или достичь Северного полюса, а для меня — мои книги
Лена отвечала Инне очень тихо. В этот момент лицо ее словно озарялось теплым сиянием. Аня, заметив его, широко раскрыла не только глаза, но и рот.
А Инна подумала: «Лена потеряла любовь Андрея, но нашла судьбу. А могла бы сидеть, как Жанна, при муже. Ленка ведь так предана в любви! Я ошибаюсь по поводу ее счастья или нет?»
*
— …Режиссер Владимир Меньшов хорошо сказал: «Успех — это когда ты приобретаешь врагов. Большой успех — когда теряешь друзей». Лен, я тебя и себя к числу таких друзей не отношу. Мы не завистливые, — сказала Инна.
— Счастье не в успехе. И без него можно быть счастливым. Не стоит подменять эти понятия. Счастье — широкое понятие, но прежде всего — это ощущение того, что ты совпадаешь с тем, что для тебя важно, — возразила Жанна.
— А если человек не идет по своей природе, он вовсе не будет счастлив? — спросила Инна.
— Человек — это не только то, что в него заложено природой, это еще и окружение. Оно меняет, подстраивает, деформирует, лепит его.
— А если бы у Риты успех не случился?
— Опять ты: «а если бы». Тогда ее писательство оказалось бы донкихотством в чистом виде.
— Творчество в основном и есть донкихотство, — сказала Лена.
— Тогда надо добавлять «клубнички» для затравки и завлечения, — предположила Жанна.
— Это будет уже не творчество, а уступка определенному слою читателей, — недовольно возразила Лена.
— Чтобы выглядеть умной, начну с цитаты Пастернака. Прикроюсь ею. Он говорил, что быть знаменитым некрасиво.
— Кокетничал, — ответила на Иннино замечание Жанна. — Ты уже и на Пастернака замахнулась? Не тревожь прах знаменитых людей, выдергивая и применяя к месту и не к месту фразы из их наследия. Манера подкреплять свои действия чужими словами ведет к привычке освобождать себя от личной ответственности, мол, другие, очень умные и даже талантливые тоже…
— Я же вспоминаю классиков с благодарным величием! И современных писателей не обхожу вниманием. Должна же я показать себя сведущей в литературе, — рассмеялась Инна. — Я себя только в таком качестве вижу.
— И не только в литературе, — буркнула Жанна.
— Ах, Ленка, ты — сама умиротворенная мудрость! Но ты из тех, кто во главу угла ставит правду, являя слово «в его последней прямоте». А злопыхатели за словами правды столько ненависти скрывают! Хочешь сорвать маску «с лица человечества»? Мечтаешь посредством импровизации — куда же без нее! — и мистики слов затронуть, пробудить и перевоспитать людей? Надеешься изменить их внутренний мир, научить быть счастливыми? Ты не умеешь по-другому? А может, претендуешь на преображение всего внешнего мира? Так это идеализм-идиотизм. На самом же деле все мы скрываем в себе дикий первобытный архетип. Мне незамедлительно отгородиться от своей теории и принять твою?