Любовь моя
Шрифт:
— Малевич ее тоже искал? И что нашел? — спросила Аня.
— Черный квадрат. Видно до точки дошел… И произошло нечто замечательное: был создан новый визуальный язык художников — абстракционизм — симфония линий и цвета. Искали, копали и набрели, — хмыкнула Инна. — Такое иногда возникает от неопределенного, но непреодолимого неугасающего желания художников создать что-то вечное: то в каком-то смысле, взрыв феноменальной гаммы цветов, то запредельный полет свободной мысли и способность к ее изречению. Их картины кричат, зовут расшифровывать себя. Кто-то хорошо сказал, что все можно назвать искусством,
У Ани вопрошающе испуганно расширились глаза.
— Не морщи нос в гармошку, не волнуйся и не злись. Не спятил Малевич. Он в некотором смысле гений.
— Тошно от твоих шуток. Все-таки у тебя шпора в одном месте.
— Юмора не понимаешь.
— А если о тебе кто-нибудь вот так же, мол… до точки, посмотрела бы я, как ты запела.
— Не родился еще такой человек! — гордо вскинула голову Инна и надменно продолжила:
— Черный квадрат и до Малевича изображали, но никто не додумался пришпандорить ему философское обоснование. В этом его гениальность.
Правда бывает ползучая, твердо героически стоящая и летящая… Режиссер Довженко когда-то так сказал. Ты за какой вариант? За беспощадность к ситуации? Ведь жизнь — постоянное преодоление препятствий. Как же иначе? Да?
Аня не поняла, чего добивается от нее Инна и предпочла промолчать.
— …Писатель всей своей жизнью предан слову. А кто-то из великих сказал, что слова — бледные тени мыслей и ощущений, что стоят за ними, — сказала Аня. (Только бы не молчать?)
— Если послушать нашу беседу, то они не такие уж и бледные! — с удовольствием заметила Жанна.
— Литература — документ истории, а писатели — глаза и уши человечества. Вот и суди сама. Не надо вешать этикеток: такой, сякой… Все писатели занимаются поисками смысла жизни, но у каждого свой сектор изучения и своя дорога познания истины, — принялась философствовать Аня.
— Но не каждый имеет право браться за перо. А вдруг извратит эпоху? — заметила Инна. — Вопрос на засыпку: «Может, для писателя важнее то, что состояние творческого подъема уже делает его счастливым?»
— Всего-то, — разочарованно протянула Аня.
— А разве у тебя с детьми не так? — приподняла высокие брови Инна.
— Результат работы тоже важен. — Мне представляется, что литература — средство прожить жизнь тебе не предназначенную, ту, которую не получается найти в реальности, когда хочется чего-то сверхобычного. У писателя много этих жизней… В этом есть хорошая доля чистоты и наивности, что свидетельствует об особой душе пишущих, — сказала Аня. И добавила:
— И их читающих и понимающих.
— Я слышала, что некоторые из писателей могут погружать себя в транс и в этом странном состоянии их мысли материализуются. Ты знакома с инверсионным методом? — спросила Жанна.
— А куда погружают себя матерщинники? — вместо ответа пробурчала Аня.
— Я думаю, ни до какого транса дело у них не доходит. Выдают желаемое за действительное. Цену себе набивают. — Жанна засмеялась, чтобы все подумали, что она шутит, на тот случай, если кто-то обидится или неправильно ее поймет.
— Не в ту степь ты отправилась.
— Дамы, может, хватит состязаться в эрудиции? Ночь на дворе, — попросила Лена.
Наступила зыбкая и какая-то неполная тишина.
*
— Лена, может ты начала бы писать рассказы о насилии в семьях? Предание гласности жестоких фактов — серьезная тема, — небрежно сказала Жанна. — Поищи факты в милицейской хронике, погуляй по новым неизведанным местам своего воображения.
— К этой очень важной теме мне, наверное, уже не подступиться. Я и так работаю в режиме «нон-стоп». Новой книгой для взрослых я хочу завершить очень важный для меня психологический цикл. А дальше, что Бог даст. Чтобы поднять предложенную тобой тему на должный уровень остатка моей жизни уже не хватит. Пока этот вопрос, как и проблемы наркомании и СПИД, стоят на контроле у журналистов, врачей и психологов. Жаль, конечно. Но «нельзя объять необъятное».
— Думаешь, не потянешь или боишься дотошной безжалостной цензуры? Не скрытничай, здесь все свои. Всё останется между нами, — игриво продолжила Жанна.
«Чья бы корова мычала, а твоя бы помолчала», — раздраженно подумала о ней Инна.
— Из чистого любопытства спросила? Я не боюсь критиков. Насколько я знаю, Рита тоже не в обиде на них. Но я больше ценю хороших редакторов. Иногда полезно что-то смягчить в тексте, подправить неоднозначность некоторых фраз. Они могут подсказать, остеречь от ошибок. (Лена увильнула от проблемы с критиками?)
— Оружием критиков должно быть собственное перо, а не длинные языки репортеров, способных только изводить писателей. Современная авторитетная критика — это не подвиг одиночек, а целая система из журналистов, менеджеров и издателей. Статья в газете может вознести человека на олимп или перечеркнуть его судьбу. Критики могут представить простым людям посредственность как талант. «Запустят аферу» в прессу и народ поверит. Никто не возразит. Кто не читал, кто промолчит от неуверенности в своей компетентности. А посредственность в искусстве и литературе — губительный яд, — продолжила рассуждать Жанна. — По мне так критики паразитируют на писателях. У них часто надуманные претензии. Одному моему знакомому вменили в качестве недостатка то, что его книга слишком толстая и ее никто не станет читать. А почему она толстая? Причина на удивление простая. Писатель мог бы сделать из своей книги хоть пять отдельных, но он был не в состоянии найти деньги еще на четыре дорогие твердые обложки.
— Всё это досужие разговоры о критиках, — не вникая в разглагольствования Жанны, безразличным тоном сказала Лена. — Я как-то спросила у Риты: «Что значит редактировать? Я все свои книги для подростков писала сразу набело, и только теперь пытаюсь учиться работать над текстом. Мне, наверное, неплохо бы краткий литинститутский спецкурс на эту тему пройти: простой, незатейливый, рациональный». А она рассмеялась: «Редактировать, все равно, что ваять скульптуру. Бери глыбу и отсекай лишнее».
— Произведение, написанное сердцем, трудно самой урезать. Для меня это за гранью возможного, — прошептала Аня. — Но самое мучительное, это продолжать писать и чувствовать что не то, не то…