Любовь нам все прощает

Иголкина Леля

— Спать давай! Спать давай! А то, — шлепаю по мягкому месту, — принудительно уколыбелю.

Действует же! Она застывает на одно мгновение, а потом запускает тонкие кисти в мои волосы, фиксирует их с двух сторон и тянет врозь — по-моему, я на хрен облысею:

— Ты гад, гад же! Ненасытный! Жадный! Страстный! Но ты такой хороший, Сережка!

— Да, — плотоядно ухмыляюсь, — и к тому же классный! А еще, дай-ка подумать, как мог забыть — любовник превосходный! И…

— Очень скромный! — касается моей маленькой сережки. — Тебе идет!

— А чего

стесняться, Лиззи? За комплимент отдельное спасибо. А против правды…

Как известно, не попрешь! Вот я и старался, лез из шкуры, весь тот период изматывающего следствия, как безумный, брыкался, по-ослиному упирался и настойчиво доказывал, доказывал, доказывал… Хотел оправдаться только перед одним достойным человеком! Только перед ним! Только перед своим отцом…

Она красивая девчонка! По крайней мере, очень необычная! Рыженькая, бледнокожая, с веснушками и синими-синими глазами. Сказочная внешность! Сопит красавица и осторожно гладит мою грудь. Бедная малышка ничего обо мне хорошего так и не узнает…

С Лизой, Элизабет, Лиззи, я познакомился в нашем местном аэропорту, после посадки на родную землю. Я спокойно ожидал багаж, а она топталась рядом — высматривала аж целых три поросячьих рюкзачка. Жевала жвачку, пузыри выдувала, немного пританцовывала и даже что-то напевала не в мотив:

«Любишь музыку, детка? — Немного, а Вы? — Просто обожаю! Как тебя зовут? — Елизавета, Лиза! — Элизабет! Ты с царственной особой не в кентах? — Нет-нет, что Вы! Мы вообще не родственники! А Ваше имя? — Сергей!».

Все просто! Так и завязались наши отношения. И вот три месяца мы с ней перекантовываемся на два гостеприимных дома — то у меня, то у нее. Лиза… Что в ней такого? А главное, что она нашла во мне? Элизабет младше меня на десять лет — моя мать, если откровенно, от такого дискретного разброса была немного в шоке, хотя лично я не вижу в этой разнице абсолютно никаких проблем. Девчонка учится, по-моему, неплохо, в педагогическом институте — история, политология и основы права. Достойная профессия, а она, безусловно, прекрасный человек!

Нет, не могу уснуть! Хоть баранов начинай считать! Своей возней сладко спящую овечку раздражаю, значит надо подниматься и не будить ее. Крадусь, как вор — оглядываюсь и глубоко надолго задерживаю дыхание. Пойду, пожалуй, в студию, там заодно и покурю. Отталкиваюсь плечами от коридорных стен, а указательными пальцами разглаживаю линии панелей, со стоном широко зеваю и очередную ересь бормочу. Скучно здесь, в этом ужасном городе, мерзостно, тоскливо, гадко — еще пару недель и я окончательно взорвусь. Вот опять сны про то, что было, подкатили. Что еще? Призраки начнут преследовать? Мертвые из могил вставать? Застываю во взбалмошном сознании, забываюсь и тут же ощутимо прикладываюсь мизинцем о ножку шкафа:

«Сука! Твою мать!»

— как преследуемый сворой зверь оборачиваюсь и кручусь вокруг себя. Прищуриваюсь — нет, движения не наблюдаю. Женская врагиня дремлет, а в вверенном мне квадрате — гробовая тишина…

«Как это произошло? — Он вылез на карниз,

хотел сфотографироваться, потом потерял равновесие и стал наклоняться назад. Я попытался… — Где Вы стояли? — Рядом! — Вы толкнули его? — Я не толкал, наоборот, я схватил его за руку. Кать, пожалуйста, подтверди. Ты же все видела! — Вы можете это подтвердить? — Катя, я тебя прошу! — Сейчас Вы оказываете давление на свидетеля. — Какого свидетеля? Это долбаный несчастный случай. Он меня сюда позвал… — Зачем? — Я не знаю, правда-правда, хотя… — Вы ведь сказали, что прибыли по приглашению погибшего. По поводу, просто так… — Это была игра на слабо! — Что-что? — Мы поспорили…».

— Сережа, Сергей…

Кто-то, как котенка, дергает меня за шкирку, а я лениво открываю один глаз. Картина маслом — полуголая Елизавета, обернутая в махровое полотенце с какой-то теплой хренью на голове. Душ пошел девчонке на большую пользу — она такая влажная, призывная, желанная, что просто край. Определенно я торчу!

— Сладенькая, что ты хотела? — ору прямо ей в лицо.

— Ты дымишься, похоже, очень сильно тлеешь! — она смешно отмахивается от меня руками и прижимает их к своим ушам. — Громкость убавь, — кривляется, жестикулирует и кричит. — Горишь, говорю. Сережа! Пожар!

Стягиваю наушники и быстро сбрасываю на пол окурок сигареты, упавший на домашние штаны — топчу ногой, а обугленную дырку на одежде ногтем с прикладыванием силы растираю:

— Твою мать! Чуть не погиб. Если бы не ты, то отпевали бы уже меня.

— Кто звонил? — кивком головы указывает на входную дверь. — Доставка или адресом ошиблись?

— Лиз, никто. С чего ты взяла? Что там со временем? — потягиваясь, ей подмигиваю. — Иди-ка ко мне.

— Половина десятого, Сережа. Пора вставать! Как погляжу, ты от меня ушел, а тут заснул. Если честно, то я слегка оскорблена, обижена и очень сильно обеспокоена.

— Зайка, ну-ну! Ты у меня, как всемирная организация по тем правам, которые, как известно, совсем не для простого человека.

— Все сказал? Желчь выпустил, брызнул ядом? — скрещивает руки на груди и злобно шлепает по полу босой ногой. — Язва желудка! Сережа — острый язычок!

— Малыш, не злись, — подтягиваю за хвост банной тоги и усаживаю сладенькую к себе на бедра. — Раздвинь-раздвинь. Ух, свеженькая? — носом прохожусь по шейке и губами прихватываю влажные скулы. — Чистенькая? Сочная… А что не так? С чем не согласна?

— Я повторяю, а значит, мне точно не показалось. Сережа, тебе звонили в дверь, — выворачивается и отчаянно пытается на придуманном сюжете сосредоточить меня, но я не поддаюсь.

— С чего ты взяла? Все мирно — без звонков в чужие двери. Забожусь хоть на кресте! — кусаю ароматный подбородок и вылизываю ей горло, бесстыдно причмокиваю и жадно всасываю — по-скотски клеймлю. — Никто никуда сегодня не звонил. Даже телефон молчал.

— Я пошла в душ, там разделась…

— М-м-м, не останавливайся, продолжай, — неспешно разворачиваю свой «подарок», пока она усиленно работает словесно ртом.