Любовь нам все прощает

Иголкина Леля

— Ты… — она поворачивается ко мне спиной и, как отчаянная революционерка, своим щуплым телом прикрывает малыша. — Сереженька, не пугай.

— Сука, Леха! Долбаные розыгрыши! Детский сад! Это ведь Ксюха! Ксюха же! Как я сразу не просек. Ну, родная старшенькая гнида! Поверни ее, хочу взглянуть! Что он хочет? Что ему надо?

Разворачиваюсь и шурую в комнату за своим мобильным телефоном — будет ему сейчас «на х. й брата ушатаю».

— Серый, сейчас вообще не до тебя, — Леха очень злобно рявкает мне в ухо. — Перезвоню!

— Твоя дочь у меня, урод!

Совсем ополоумел, а если бы я дверь не открыл? А? ХельСми хоть в курсе, что за ерунду ты чудишь?

Лешенька подвис и переваривает поступившую информацию? Надеюсь, что так, и он уловил тревожные звоночки в моих невербальных посланиях — я мысленно их посылаю.

— Ты, — брат вздыхает, стонет и умоляюще просит, — зачем сейчас, Сережа?

— В смысле?

— Ты пьян?

Да твою мать!

— Ни капельки — устал это повторять. Вообще, чисто, пусто, сухо, даже горячо. Ксюха, говорю, со мной… Позвонил, чтобы ты не переживал — племяшку не обижу. Немного разгребусь и привезу ее.

— Ты тронулся башкой?

Я не пойму… Дочь, что ли, не интересует? Там… Развод?

— Сережа, — Лиза шепчет за моей спиной и робко дергает за воротник футболки, — это…

Я поворачиваюсь и…Да! Это определенно не «она»!

— Серый, — брат орет мне в трубку, а я, как ошалелый, рассматриваю мужские причиндалы этого пацана. — Что у тебя случилось?

— Я перезвоню…

Сбрасываю звонок, широким жестом откидываю на хрен трубку и закрываю двумя руками свое лицо:

— Лиза, я ведь просил вызвать полицию. Просил? — шиплю и голосом ей угрожаю.

— Сер…

— Блядь! Я просил? — бурчу в ладони.

— Там записка! — скулит, немного заикаясь.

Да насрать мне на все это! Я домой, в Манчестер, хочу. Не могу здесь! Люди странные — бросают детей под чужими квартирами, пишут записки, чтобы их вот эти синеглазки потом читали таким задротам, как я. Свободы хочу! Дышать хочу! Блядская глубина, а я, по-моему, сейчас в ледяную бездну погружаюсь.

— Что в той записке?

— Прочти сам.

Предсмертная, что ли? Прощайте — жить не хочу! А если не хотите жить, то на х. я ребенка заводили…

Выдираю из тонких пальцев помятую бумажку:

'Это твой…*зачеркнуто и заново наведено*. Привет, наверное! Я вот даже не знаю, как начать. Дура! Да и стыдно очень. Прости меня. Он твой сын, Сергей! Его зовут Святослав, ему семь месяцев. Черт! Черт! Черт! Мы занимались с тобой сексом всего один раз — поверь, пожалуйста, мне этого хватило. Он… Сил моих больше нет! Их тупо не осталось! Прости, пожалуйста! Устала, я так устала, что хоть волком вой, не могу, не слышу, не дышу, не живу… Я тупо выживаю! Ты в этом виноват! Виноват! Виноват!

Он кушает неважно — долбаный мужской характер, сиську не берет, плюется, словно брезгует, орет, бэкает, ссыт и срет, и очень плохо набирает вес. В переноске для него есть питание — на первый случай, на один, наверное, раз! Отдала все, за что смогла накопленным заплатить. Подгузники купишь сам, ты ведь не бедный! В аптеке с выбором тебе помогут — назовешь возраст. Прости, пожалуйста,

но… Мои родители сказали сдать твое отродье в дом малютки, а я вот не смогла… Все-таки живое существо. И ты… Не знаю, но я надеюсь, что «прекрасный человек»! Ты его ОТЕЦ! Я не вру. Поступишь с ним, как совесть подскажет, если она у тебя вообще есть. Ни разу, ты ни разу мне не позвонил. Ты от.ебал меня и смылся. Козел! Не можешь вспомнить… Так и вижу, как ты кривишь свой надменный рот. Меня зовут Алина, мне двадцатый год. Я долбаная мать-одиночка… Я жить хочу! Жить, жить… *опять зачеркнуто, рядом скромненькое слово и пресловутый знак вопроса* Понимаешь??? p.s. Скажи ему, что я погибла, Сережа. Скажи, что умерла. Сдохла под забором, как недостойная тварь. Не ищи меня! Я не сдамся, не передумаю и… Не заберу его. Прощай!'.

Я не пойму… «Родители сказали», «Я Алина, мне двадцатый год», «Святослав, семь месяцев». Она ведь совершеннолетняя? Что за словесный понос? Что это вообще такое? Кто она? Словно недалекая писала!

— Сережа!

— Лиза, это не мой сын. Я не помню… — растираю бровь и прикрываю глаза — голова, похоже, на хрен отойдет сегодня.

Стоп! Алина! Всего один раз! Точно! Было дело! Мелкая брюнетка. Познакомились в ночном клубе — я сейшн отгружал, а она мило покачивалась в первом ряду, но ей был определенно двадцать один — я в паспорт заглянул, когда после вечера затаривались пивом в ближайшем магазине.

— Эта девушка утверждает, что Святослав…

— Да похер мне на ее утверждения. Говорю, что к этому непричастен, значит, все так и есть. К тому же, какая-то Алина утверждает… Лиз, послушай сама, как это глупо звучит. Если бы каждая предъявляла претензии случайному трахальщику, знаешь, сирот в мире определенно стало бы меньше, а бабы… Это еще что такое?

И вот, твою мать, к нашему внезапному скандалу подключается… Святослав «пусть будет» Сергеевич! Как он голосит! Сирена, черт бы ее побрал!

— Угомони его! — ору в лицо пускающей слезу Елизавете. — Слышишь! Блядь, Лиза, я прошу.

— Сам угомони! Это ведь твой сын!

О! Семейный скандал! Я снова на коне, с шашкой наголо и в авангарде!

— Ты меня сейчас в чем-то обвиняешь, не пойму? — прищуриваюсь, приседаю и подхожу к ней ближе. — А? Что не устраивает? В чем я маху дал? Это не мое! Не мое! Не мое! Слышишь? Блин, всю жизнь оправдываюсь и перед всеми извинения прошу. Блядь, да не прошу! ВЫПРАШИВАЮ! Стоя на коленях!!!

— Сережа… — похныкивает и стонет. — М-м-м…

— Что-то не устраивает, Лизон? Опять мужской косяк?

— Ты вульгарно говоришь и потом, я не заслужила такого грубого тона и жестокого обращения. Ты… — всхлипывает и прижимается подбородком к макушке орущего не своим голосом ребенка.

Даже так! Сидит на руках у чужой девчонки с раскрытыми мудями и что-то еще пытается мне вменять? Я жгу глазами парня, а он в ответку морщит лоб, брезгливо поджимает нос, втягивает щеки, демонстрируя кокетливые ямочки, и… Да он, мерзавец, похоже, тоже не в восторге от меня! И этот мелкий клоп нагло копирует меня!