Любовь нас выбирает

Иголкина Леля

— Гриша, я просто хочу своего сына, — шепчу, помня о присутствии в доме Прохоровой. — Желание естественное и неизменное. Поэтому законность всех наших действий, которые приведут меня к родному мальчишке, если честно, не очень-то и заботит. Пойду на все!

— Не хочу знать об этом, Максим. Не впутывай в такое дерьмо…

— Дерьмо? Это моя жизнь, Велихов. Если не хотел запачкаться, на хрена тогда соглашался?

— Хотел другу помочь. Но повторяю еще раз, Морозов. Законно, по процедуре, с грамотной защитой, по всей строгости и справедливости — не вопрос! А вот все остальное — слежка, воровство, растягивание ребенка в разные стороны, запугивание, шантаж,

подставы и провокации, и, прости за смелость, вероятное лишение свободы и, возможно, жизни одного из фигурантов дела, в мои планы вообще не входят. Я доходчиво сейчас обрисовал тебе свою позицию по этому вопросу? — осматривается в холле и разводит руками. — Куда в этом царстве мне можно пройти? Сориентируй, будь любезен.

— Сюда, — указываю рукой на кухню. — Чай, кофе, вода? Что предложить?

— Одну сигаретку и чашку кофе.

— Как пожелаешь!

Оглядываюсь по сторонам и по-воровски прислушиваюсь — там, на втором этаже, царит тишина и спокойствие. Надеюсь, что мозговая деятельность кукленка загрузилась и достигла оптимального уровня ее возможностей, а значит, эта дама не высунет свой нос до тех пор, пока мой гость отсюда не уйдет.

Кидаю на стол пачку сигарет и следом направляю зажигалку:

— Угощайся, а вот кофе надо подождать, — шаркаю старческой походкой к кофеварке. — Присаживайся.

— Угу. Нет проблем, никуда не тороплюсь. Сегодня день визитов, отдыхаю от уголовных дел и навещаю своих подопечных. Решил вот начать с тебя, Максим. Как ты тут? Как успехи в трудоустройстве?

— На хрена про это спрашиваешь, если и сам все прекрасно знаешь, — отворачиваюсь и выполняю ежедневный утренний ритуал — банка кофе, очищенная вода, сухая ложка, сахар и любимая кофеварка!

— Я из вежливости, — лица не вижу, но предполагаю, что Велихов сейчас улыбается.

— Или просто позлорадствовать решил, — пытаюсь друга больно уколоть. — Других же развлечений у Гриши-адвоката нет!

— Макс, уймись, будь любезен, прекрати выплескивать свой яд, выдохни и останови ультрафиолетовые лучи своего негатива, которыми ты выжигаешь все свое настоящее и возможное будущее людское окружение. Если честно, противно наблюдать твой ненавидящий взгляд. Мы знакомы с тобой хрен знает сколько лет, еще с лицея, я хоть раз позволил себе какую-то гадость из разряда «утопи друга»? А? Мне почему-то кажется и помнится, что однозначно… НЕТ!

— Гриш, все очень осточертело, просто край — настолько, что не передать словами. Устал, как попугай, каждому повторять, что бывших зэков неохотно приглашают на работу, а если уж совсем откровенно… Блядь! Да нас просто не берут. И дело даже не в номере статьи, по которой был осужден и отбывал наказание, а так просто по жизни сложилось. Отсидел-откинулся, значит, умеешь там выживать, заслужил какой-никакой авторитет на зоне. Ну, что ж, тогда иди, любезный, за новой ходкой, там государство и прокормит, за каким хреном сдалась тебе вольная жизнь. Это если вкратце. Тяжело, практически невозможно, начать все с твоего любимого чистого листа.

— Я понял, понял. Мне жаль, Максим. Но… Тяжело — не отрицаю, но не невозможно — стопудово. Ты погоди со своими выводами в отношении людей, не кипятись. Три вольные недели — это точно не срок. Все только начинается, братуха. Не пропадай и звони, а то я чувствую себя бабой, вешающейся тебе на шею.

— Извини. Блядь, — хмыкаю и продолжаю, — я только сейчас и делаю, что извиняюсь и оправдываюсь. Причем абсолютно неважно перед кем. Всем-всем насолил, всем-всем чего-то должен, хотя не помню, что когда-нибудь вообще что-либо занимал.

Стоп!

Что за шум и возня? Ну, Прохорова, маленькая стерва! Мне чудится, или она намеренно громко хлопнула на своей территории дверью? Вот же дьяволова дочь…

— У тебя тут кто-то есть, Морозов? Ты не один? Я определенно слышал какой-то грохот, — Велихов поворачивается на стуле к выходу из кухни и прислушивается. — Гости?

— Кошка бродит. Видимо, к лотку пошла.

— А-а-а. Понятно. А какой породы эта тигрица? Пушистая или этот, как его, египетский «сфинкс», кот-экзот?

— Я в них не разбираюсь. Все есть — хвост, два уха, усы, как у Буденного, четыре лапы, острые когти, много шерсти и без конца орет, — выдыхаю и пытаюсь сохранять спокойствие и терпение в нашем разговоре. — Что ты хотел, Гриша? Ты сказал, что пришел по какому-то делу. Так вот, я слушаю тебя внимательно. Давай поближе к делу, я занят и жду отца.

Со вздохом отворачиваюсь и возвращаюсь к своему занятия — загружаю кофе, выбираю режим, затем упираюсь руками в стол и терпеливо, со стеклянным взглядом, жду сигнала о готовности.

— Я видел Влада, Максим, — думаю, что он пристально сейчас смотрит в мою спину, по крайней мере, так я лопатками это ощущаю. Гриша ждет моей реакции, поэтому продолжает вещать. — Вернее, он сам мне позвонил.

— У старика возникли какие-то юридические проблемы?

— Возраст и усталость, с остальным как будто бы порядок. Мечтает отдохнуть где-то на Канарах. Передавал тебе «вот такой!» привет. Поздравил заочно, через меня естественно, с неожиданным освобождением раньше срока, поэтому ждет своего друга и любимчика в гости. Если честно, — прокашливается и добавляет в голос какой-то дебильной загадочности, — то я был а-а-абсолютно уверен, что вы с ним виделись, поэтому был, скажем так, неприятно удивлен тем, что твой уважаемый учитель был не в курсе твоей свободы. Так вот! Я взял на себя смелость и заверил старика, что в ближайшее время ты его навестишь, и вы с ним обговорите детали вашей давней сделки. Если ты, конечно, не передумал и там все в силе?

Нет! Не передумал, только вот силы сейчас нет. Я — финансово нестабилен, если прямо говорить, то вообще, никто. Поэтому, безусловно, это — замечательная новость, но очень несвоевременная, даже жестокая и обидная. Очень! Знаю, что Велихов сейчас мне скажет, что заведение не ушло, не продано, а Владислав Алтухов пока усиленно стрижет купоны и все еще готовится нянчить целый выводок внуков. Ждет, когда Морозов созреет и дорастет до шеф-повара и, как минимум, совладельца этого уютного ресторана. На данный момент, в свете сложившихся «удачно» обстоятельств, мне на это все равно и, сука, все-таки обидно:

— Как у него дела?

— Ты знаешь, неплохо. Есть пусть небольшая, но стабильная прибыль, постоянные клиенты — люди ходят в заведение, даже семьями и поколениями. Крыши нет — чистый бизнес! Макс…

— У меня нет средств и на лбу клеймо. Ты ведь в курсе, Гриш, как никто! Я не могу взять кредит в банке, даже поручителя не имею — вышел из доверия, продать уже даже нечего, все ушло с молотка. Вот, — кручусь вокруг своей оси и развожу руками, — живу в доме у лучшего друга отца, но и отсюда, по всей видимости, скоро съеду — основные хозяева внезапно нарисовались. Вернусь к родителям, вспомню детство и любимый комендантский час, а также «не кури в окно», и «сделай тише музыку, зайчонок». По всей видимости, в скором времени меня ждет сопливое детство, и это в самом лучшем случае. Возможно, у меня даже не будет своей комнаты, с Димоном по очереди будем делить полуторную кровать.