Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой
Шрифт:
– Пусть остаются, – распорядился Ральф, оглянувшись с ухмылкой на миссис Смит. – На чьей мы стороне, говорите? Я устал и хочу спать. Крепкая у тебя голова, Бертуччо! – негромко добавил он, повернувшись к оруженосцу. – Надеюсь, мне не придется утром испытывать на крепость твою спину…
Он не стал договаривать. Бертуччо, сверкнув черными глазами, без труда понял суровый намек.
Шумно вздыхающая заплаканная миссис Смит привела Перси в подготовленную для него комнату. Здесь стояла кровать
– Идите, миссис Смит, – сказал Ральф. – Нет, постойте! Что это? Что это такое?!
Он указал на две пышные подушки, лежащие в изголовье кровати.
– Это? – Миссис Смит сжала пухлые руки. – Это подушки, сэр! Хорошие подушки, набитые пухом из наших гусей, сэр! Очень мягкие, хорошие подушки, я нарочно распорядилась, сэр…
– Кто я, по-вашему? – возмутился Ральф. – Голубка? Девушка? Страдающий недугом старец? Сей же час уберите это прочь!
– Сэр!.. – миссис Смит охрипла, взяв слишком высокую ноту. – Не гневайтесь, сэр, я хотела как лучше! Вы устали с дороги, сэр… Нет ничего зазорного в наших боскомских подушках, даже господин помощник епископа из Линкольна спал на подушке, когда оказал нам честь…
– Проклятье, – проворчал Ральф, остывая. – Уберите их, миссис Смит.
Продолжив себе под нос рассказ об отличном полотне, пухе, пере и боскомских гусях, жена мажордома убрала подушки с кровати, но не унесла – оставила на сундуке, окинула явившегося Бертуччо неодобрительным взглядом и удалилась, пожелав господину доброй ночи.
Раздевшись, Ральф сполоснулся горячей водой, которой было наполнено несколько кувшинов, стоящих возле чана, Бертуччо смазал уже подживающую рану на спине – баночка с мазью от Мод так и хранилась в его дорожной суме, и нагишом рухнул в чистую, пахнущую какими-то травами постель. Когда ушел оруженосец, он, подумав, потянулся к сундуку, стащил одну из подушек и, осмотрев предмет со всех сторон, уткнулся в нее, решив, что все же не грех испробовать боскомский гусиный пух, когда этого никто не видит.
Он заснул крепко – так, как не спал уже много-много ночей. Возможно, в том была виновна подушка – недостойное ложе для головы мужественного рыцаря. Сновиденье пришло к нему под утро: он продирался сквозь лесную чащу в азартном бешенстве, зная, что впереди, на освещенной луной поляне, его ждет противник, с которым предстоит смертельная схватка. Знал, но не мог добраться, орудуя мечом, словно топором, круша сеть ветвей, что опутала все вокруг, и когда все же поляна предстала перед ним, увидел там женскую фигуру… тонкую, стоящую к нему спиной. Она обернулась, и он проснулся, так и не узнав ее лица, словно пробуждение выстроило преграду для грез, что скрыты во снах.
– В доме вашей жены отличная
– Разумеется, ваши неаполитанские хозяйки – лучшие на свете…
– А помните, мессер, тот суп из корня, как его, мала… мата… бата…
– Basta! Вперед, Берт, мы и так задержались! – оборвал кулинарные воспоминания оруженосца Ральф, пришпоривая рыжего.
Бертуччо на гнедом, а следом четверка запасных лошадей – двух из них в обмен на усталых разбойничьих выделил из боскомских конюшен мажордом Смит – рванули вслед за ним.
К полудню путники были у Гейнсборо, приближаясь к охваченным мятежом землям. По пути они узнали, что Хамбер разлился после долгих осенних дождей, а на всех больших переправах паломники выставили посты, задерживая путников, поэтому Ральф решил, что лучше пробиваться в Дарем окружным, пусть и тоже опасным, путем, чем ехать напрямик и безнадежно застрять на большой переправе.
Два-три дня, и, если фортуна поможет им в дороге, они будут в Саттоне, и он наконец-то увидит «голубку», выросшую леди Перси, «рукодельницу и умницу»… Образ ангела во плоти все более пугал его. Что он будет делать с нею? Впрочем, сделает то, что нужно, устроит в безопасном месте, исполнив долг и обещание. В его мысли о жене упорно пробивалась сероглазая ее тезка, которую следовало забыть и более не возвращаться к воспоминанию, как он обнимал ее в те две ночи, – ни мысленно, ни во снах.
Отсюда было миль тридцать до замка, где находился королевский констебль, восьмидесятилетний лорд Дарси, но, как говорили во всех придорожных трактирах, армия Паломников благодати уже осадила его стены. Король до сих пор не прислал войска, и в этом защитникам Церкви и традиций виделась рука Божия, а город Помфрет, как и все графство, приветствовал и помогал восставшим. Дарси отправлял послания и петиции, но, несмотря на его деятельность, а может, и благодаря ей, мятеж в Йоркшире и соседних графствах ширился и креп.
У Ральфа не было никаких шансов встретиться ни с Дарси, ни с Хаксли. Последний, как и все окрестные джентльмены, что не попали в руки мятежников, скрывался в осажденном замке. Даже если бы Перси удалось проникнуть туда, вряд ли бы они озаботились чужой судьбой, когда их собственные жизни висели на волоске. Правда, фортуна все же не преминула подразнить путников.
Объехав стороной Донкастер, вечером 23 октября Ральф и Бертуччо двигались вдоль реки, приближаясь к повороту на переправу, где, по словам хозяина придорожного трактира, можно было перебраться на ту сторону на лодках.