Любовница Леонарда
Шрифт:
— Ага, он во хмелю дурак дураком! — согласился Грицай. И, помолчав, предложил: — А знаешь что, приходи к нам! И батька, и мамка будут очень рады тебе! Они дружили с твоими родителями, ты для них не чужая.
— А как к этому отнесется Дианка? — улыбнулась девушка. — Вряд ли она обрадуется моему приходу… Нет, Колька, я буду праздновать с Евдошкой. Так оно лучше. Да и нехорошо было бы бросить ее одну в новогоднюю ночь, правда? Кроме меня, у нее здесь нет никого из близких.
— Ну да, конечно! — согласно кивнул Микола.
— Ладно! — Архелия
Парень подхватился, обошел стол и встал перед Архелией.
— Спасибо тебе, Лия…
— За что, Колька? — она растерянно смотрела на него снизу вверх.
— За то, что помогла мне с работой, — он не знал, куда деть руки: то прятал их за спину, то запихивал в карманы штанов. — За то, что пришла вот, не погордилась… поздравила с наступающим…
— И тебе спасибо….
— А мне за что?
— Но ты ведь тоже поздравил меня…
— Ну да…
Девушка хотела развернуться, чтобы выйти из помещения. Но Грицай вдруг поймал ее за руку.
— Что, Колька? — от охватившего ее смятения, она даже немного качнулась.
Он сник, враз отпустил ее руку и отступил назад.
— Нет, нет, ничего… Всего доброго тебе, Лия!
— И тебе всего доброго! — пролепетала девушка и быстрым шагом вышла из каморки.
Евдошка и Архелия только отужинали и еще не успели убрать со стола посуду, как кто-то робко постучал в окно.
— Убери с вешалки свою одежду и спрячься в спальню! — приказала старушка, а сама, кряхтя и охая, поковыляла в сени отпирать входную дверь.
Лязгнул засов, послышался сдавленный шепот, затем шарканье Евдошкиных тапочек.
Через миг порог светелки переступила женщина в темном кожаном пальто и сразу наклонилась, чтобы снять сапоги. Бабка подскочила к подоконнику, достала из-за шторки пол-литровую банку с пшеницей, в которую был воткнут огарок толстой парафиновой свечки, поставила на стол и чиркнула спичкой. Указав гостье на топчан, пошла в угол к лампаде, зажгла и ее. Затем щелкнула выключателем, и комната погрузилась в зыбкий полумрак.
— Так-то оно лучше будет! — проговорила Евдошка и, смиренно сложив руки на животе, встала перед посетительницей. — Так что у тебя за дело ко мне?
— Беда у меня, бабушка! — послышался в ответ печальный вздох.
Архелия стояла у приоткрытой двери и видела, как Зоя Дмитриевна вытерла ладонью мокрые от слез глаза.
— Беда? — переспросила старушка. — Но ведь ты получила то, что хотела. Получила?
Математичка закивала головой.
— Близость с мужчинами тебе приятна?
— Я только и думаю, что о ней, — призналась гостья, шмыгнув носом. — Просто сгораю от желания…
— И теперь, как я понимаю, ты пришла насчет мужа? — усмехнулась бабка.
— Сергей хочет развестись со мной! Домой не является, не знаю, у кого он и ночует! — запричитала Зоя Дмитриевна. — Одна надежда на вас!
— А
Учительница смущенно опустила голову.
— Увлеклись…
— Иваныч этот, он как мужик-то хоть хорош? — в голосе старушки улавливалась ирония. — Или так себе? С виду вроде неказист…
— Нетерпеливый… Горячий… — посетительница облизала пересохшие губы и с мольбой взглянула на хозяйку дома: — Можно что-то сделать с Сергеем, как-то вернуть его?
— А чего ж? Вернем! — пообещала бабка. — Это дело нехитрое.
— Правда? — повеселела математичка.
В этот момент Архелия явственно увидела, как из-под стола появилась мохнатая рука и легонько хлопнула Евдошку по ягодицам. Та вздрогнула, отошла в угол, к образам, постояла там, как бы к чему-то прислушиваясь. Затем, с кривой ухмылкой, обратилась к Зое Дмитриевне.
— Ты, милая, как и в прошлый раз, раздевайся догола да ложись на топчан животом кверху!
— Это необходимо? — учительница смущенно повела плечом. Потом поднялась и начала быстро снимать с себя одежду.
Пока гостья разоблачалась, старушка вышла в сени и вернулась оттуда с маленькой стеклянной бутылочкой из-под водки. Вынула затычку, поднесла к носу, понюхала и протянула женщине:
— Отпей, милая! Хорошо отпей!
Та послушно поднесла к губам бутылку. Поморщившись, сделала несколько глотков.
— А теперь ложись! — бабка резко вскинула руку, вроде как вознамерилась поправить растрепанные волосы на макушке у математички, но вместо этого дотронулась пальцами до кончика ее носа, что-то шепнула и торопливо отошла в сторонку. Затем покрутила в воздухе ладонью, будто демонстрируя невидимый браслет на запястье, и уронила руку вниз — она, как плеть, безвольно упала Евдошке на бедро.
Даже при мутном свете лампады и единственной свечки, Архелия увидела, как вдруг преобразилось лицо Зои Дмитриевны — его черты расслабились, губы приоткрылись, а глаза стали недвижимыми. Она улеглась на диван, широко раздвинула бедра, вздохнула на полную грудь и, как показалось девушке, уснула.
— Доволен, срамник? — с укором спросила старушка, непонятно к кому обращаясь.
И тут Архелия заметила посреди комнаты немного размытый, мутно-серый силуэт какого-то коренастого, кривоного и низкорослого существа, смахивающего на обезьяну. Оно метнулось к топчану, секунду постояло и навалилось на математичку. Та вздрогнула, непроизвольно взмахнула рукой и застонала. Потом приподняла плечи, запрокинула голову, из ее маленького рта показался кончик красного языка.
Полупрозрачное существо то резко вздымалось над распростертой женщиной, то вплотную приникало к ней. Было слышно его тяжелое сопение и тихое, неразборчивое бормотание. Зоя Дмитриевна вскоре замотала головой, закусила губы, стала вилять бедрами, стонать и вскрикивать. Затем она вдруг сильно напряглась, издала громкий вопль и мгновенно расслабилась.