Любовница Леонарда
Шрифт:
Грицай кивнул.
— Спасибо тебе, Лия!
— Не за что, Колька…
На улице, недалеко от своего дома Архелия увидела старую Сысоеву и бабу Симу Воропайшу. Они стояли с кошелками в руках и о чем-то оживленно болтали. Приблизившись, девушка вынула из кармана куртки мобильный телефон и, стараясь действовать незаметно, дважды сфотографировала их. Она и сама не понимала, зачем это сделала, как будто какая-то неведомая сила управляла в тот миг ее рукой.
Сунула телефон обратно в карман и, поравнявшись с
Дома Архелия сразу же перебросила снимки на компьютер и распечатала их на принтере. Они вышли немного размытыми и блеклыми, однако и Воропайша, и Сысоева были легко узнаваемы. Печатая изображения этих двух сплетниц, девушка уже понимала, зачем ей это нужно: сегодня же они будут наказаны за свой длинный язык — Манька больше, а баба Сима — меньше…
Желание внучки разобраться со старыми болтушками Евдошка одобрила
— Вот так и нужно поступать! — заявила она, насыпая в глубокую тарелку еще горячую тыквенную кашу. — Если кто-то обижает тебя — не важно, заслуженно или нет — сразу начинай действовать. Не позволяй никому портить тебе жизнь. Будь нещадной и мсти жестоко! На то ведьме и дается сила.
— Как ты можешь этих баб наказать? — спросила Архелия, присаживаясь к столу.
— Да так, как ты скажешь! — ответила старушка, ставя перед ней тарелку. — С ними можно сделать все, что угодно.
— Было бы хорошо, чтобы старая Сысоева не распускала язык, а баба Сима поменьше видела, — девушка взяла ложку и с удовольствием принялась за еду.
— Так и сделаем! — засмеялась Евдошка. — Одной подрежем язык, а другой заслепим глаза.
Она отошла от стола, остановилась у печки и, достав из кармашка своего байкового халата, пачку сигарет, закурила.
— Когда? — осведомилась девушка.
— Вот поешь, и сразу приступим! — старушка с улыбкой смотрела, как внучка споро орудует ложкой. — Только имей в виду: ты сама проведешь обряд. Я потом только прочитаю заклятья, потому что в твоих устах они покамест никакой силы не имеют. Ты молодец, что сфотографировала Сысоеву и Воропайшу, это значительно упростит нам работу.
— Так что, Манька вообще перестанет говорить, а баба Сима — видеть? — в глазах Архелии появилось что-то похожее на жалость.
Евдошка выпустила облако сизого дыма и весело проговорила:
— Зачем же так жестоко? Сысоева сможет мычать, а Воропайша — отличать день от ночи.
Доев кашу, девушка вымыла тарелку и ложку под струей воды из рукомойника и села на топчан. А старушка приступила к подготовке колдовского обряда. Поставила на пол большую пластмассовую миску, извлекла из-под стола картонную коробочку и достала из нее несколько оплавленных огарков свечей, маленький ножичек и ржавую иголку. Затем сходила в сени, принесла оттуда целлофановый пакетик с веточками сухой крапивы. И,
— Приступай к действу!
— А что нужно делать? — Архелия поднялась с топчана и вопросительно посмотрела на бабку. — С чего начинать?
— Сперва надо налить в миску немного воды, после — растопить две свечки, — стала наставлять бабка. — Бросишь их в старую жестяную кружку и поставишь на печку. Я потом прочитаю заклятье и скажу, что делать дальше.
Девушка быстро выполнила этот наказ и присела на топчан. А Евдошка, обмотав руку тряпкой, схватила кружку, выплеснула расплавленный воск в миску с водой и гортанным голосом закричала:
— Маркиян, Севостьян, где вы? Маркиян, Севостьян, где вы? Маркиян, Севостьян, вы тут?
В углу светелки, возле порога, раздался шорох, затем вздох.
— Слышу, пришли вы! — громким шепотом произнесла старуха. И, повернувшись к внучке, скомандовала:
— Зажги две свечки и установи их на полу возле миски. Потом сразу гаси свет!
Как только комната погрузилась в полумрак, Евдошка опустилась на колени и стала что-то бубнить и трясти над миской руками.
Архелия внимательно следила за всем этим действом. На этот раз в ее сердце страха уже не было, она чувствовала себя почти что спокойно.
— Дай-ка мне фотографию! — попросила бабка и, не глядя, протянула руку к девушке.
Та подала оба снимка.
Евдошка мельком взглянула на них, один — поменьше — отбросила в сторону, другой — побольше — поднесла ко рту, дважды плюнула на него и бросила на пол возле миски. Затем взяла ножичек и острием ткнула сначала в изображение одной, а затем — другой женщины.
— Маркиян, Севостьян, кто это?
Тотчас раздался скрипучий, старческий голосок:
— Плутовка Симка и каналья Манька!
Старушка поднялась, подошла к топчану и, положив одну руку на плечо внучки, другой указала на место возле миски.
— Теперь твоя очередь! Ставай на колени и делай, что скажу!
Архелия повиновалась.
— Ножичком проколи рот Маньке! Возьми веточку крапивы и потри там, где дырка!
Когда этот приказ был выполнен, бабка требовательно спросила:
— Маркиян, Севостьян, что вы сделаете с языком Маньки?
В углу кто-то противно хихикнул, а через миг послышался злобный бас:
— Удвоим его!
Евдошка прикурила сигарету, затем подошла к столу, взяла солонку и протянула девушке:
— Возьми щепоть соли, насыпь на лицо Симке и хорошенько потри! Только прежде проколи ей глаза!
Архелия с рвением принялась за дело и быстро управилась.
— Маркиян, Севостьян, что вы сделаете с глазами Симки? — задала вопрос бабка.
— Покроим их бельмами и язвами! — нехотя ответил тот же бас.
— Но полностью не лишайте ее зрения! — вдруг воскликнула девушка.