Люди государевы
Шрифт:
— Сподручнее челобитную готовить в доме Тишки Серебренника, между съезжей избой и двором Ильи Микитовича! — предложил Ляпа. — Ближе при надобности Илье Микитовичу идти и с другой стороны от съезжей избы удобнее приходить…
Бунаков согласно кивнул головой.
На другой день в съезжую избу вбежал запыхавшийся Михаил Яроцкий.
— Илья Микитович, Гришка Подрез из тюрьмы бежал!
— Как бежал!
— Перелез через тын и ускакал на лошади к себе во двор! Видно, кто-то из его похолопленных людей
Бунаков немедля послал денщиков Мешкова, Тарского и трех караульных казаков к Подрезу, чтобы отвели его снова в тюрьму. Но Подрез отказался с ними идти, сказал, что пойдет только ко всем томским людям.
Тогда Бунаков вызвал пятидесятника Мартына Гиринского и послал его с полутора десятком казаков взять Подреза силой. Мартын вернулся через два часа и доложил, что Гришка им не дался, набивает пищали и во дворе его лошади осёдланы.
Бунаков приказал денщикам бить всполошный колокол. Прибежавшим к съезжей избе казакам Бунаков прокричал:
— Гришка Подрез сбежал из тюрьмы и может уйти в калмыки! Коли изветчик по государеву делу уйдет, будет нам большая опала и наказание! И будет, что напрасно мы отказали всем городом Щербатому!
— В железа Гришку! На цепь его! — раздались возгласы из толпы.
Воодушевленный поддержкой Бунаков уже собирался послать к дому Подреза отряд казаков, как появился всадник и, разрезая лошадью толпу, сошел у крыльца на землю и подошел к Бунакову. Это был Григорий Подрез.
— Илья Микитович, пойдем в избу перемолвимся! — сказал он.
Бунаков с денщиками, с Федором Пущиным и десятком казаков вошли в избу.
— Илья Микитович, не дело творишь! По моему слову Щербатого убрали от места, и за то мне благодарность от вас?
— Сам знаешь, по государеву указу тебя надлежит арестовать! Ты и так вольно жил целый год! Ныне посидишь за тыном, чтоб не сбежал! — сказал Бунаков.
— Чего вы ждете, убить надо Щербатого и его ушников, и все дела!
— Без тебя знаем, что делать! — оборвал его Федор Пущин. — Верно говорит Илья Микитович, посидишь в тюрьме, чтоб не сбежал и всё дело не испортил!
— Нельзя меня в тюрьму, я на поруках у всего войска! И о том писана сказка!
— Войско, — махнул рукой Бунаков в сторону окна, — в железа тя просит заковать, так что не противься и ступай в тюрьму!
Подрез злобным взглядом окинул присутствующих и опустил голову.
Глава 29
После того как Подреза увели в тюрьму, Бунаков пригласил на обед к себе в дом Федора Пущина и Василия Ергольского. Когда сели за стол, Бунаков сказал:
— Федор Иваныч, как так вышло, что не привез ты смертного указу для Оськи?
— Видно, в Сибирском приказе князь Трубецкой за него перед государем хлопочет, чтоб, как и прежде, в поваду ему воровать было! Государь молодой, многих, кто боярину Морозову дружен, слушает… А Алексей Никитич из таких! За воровство государь воеводу не казнит!..
— За воровство
— Мы уже о том вписывали в статейный список Немира Попова, который был у Коки. Сейчас хорошо бы от самого Коки те слова добыть… Пошлю к нему посольство, только человек нужен верный. Кого посоветуете послать?
— Десятника Ваську Бурнашова! Этот не выдаст, — предложил Василий Ергольский.
Бунаков послал денщика за Бурнашовым. Когда тот пришел, Бунаков рассказал ему о своем важном поручении.
— А ежели Кока не согласится вписать нужные статьи в статейный список, как быть?
— Тогда добудь чистый лист бумаги, чтоб в конце листа было его знамя — лук, — что вместо прикладывания руки нарисован. Что надо, сами напишем! На возьми с собой медовухи и поминок добрый, чтоб был покладистее! Сегодня и отправляйся! Кого с собой возьмешь?
Бурнашов слегка задумался и сказал:
— Якушку Булгакова, Неудачу Жаркого да без Чацкого служилого мурзы Тосмамета Енбагачева не обойтись!
— Ладно, пусть едут! Государю я отпишу, что вы отправляетесь для проведывания калмыцких вестей…
Когда Бурнашов ушел, Василий Ергольский обратился к Бунакову:
— У меня тоже думка есть!.. Может, Осипу сказать, чтоб покаялся перед всем миром, тогда-де допустим его до воеводства…
— Я, что ль, его о том буду просить!
— Не ты, Гришка Подрез! В обмен Гришка пообещает ему отказаться от извета в государевом деле! А мы Гришке обещаем выпустить его из тюрьмы!
— Пробуй, — махнул рукой Бунаков, — хотя ежели Осип повинится, то, значит, в челобитьях наших правда, а он ту правду никогда не признает!.. А кто передаст ему слова Подреза?
— Да попы передадут: духовник Гришки, поп Борис, да твой духовник поп Меркурий…
— Ладно, пробуй переговори с Подрезом…
Апреля в 19-й день в дом Щербатого пожаловали попы Борис и Меркурий. Войдя в горницу, перекрестились.
— Здравствовать тебе, Осип Иванович! — сказал Борис. — Мы к тебе из тюрьмы пришли от арестанта Гришки Подреза-Плещеева с его просьбой…
— Какой еще просьбой? — презрительно спросил Осип.
— Просил он, чтоб ты вышел из хором и бил челом перед казаками, что ты перед ними виноват и ушников своих назвал бы перед миром виноваты х…
Щербатый побагровел, задохнулся от ярости и не сразу прокричал:
— Хотите, чтоб я этого придурка слушал! Как у него язык поганый такое сказать смог!
— Но за покаяние тво, он обещает отказаться от извета на тебя в государевом деле или даже признать, что извет тот ложный! — добавил Меркурий. — А за ложный извет, как ведаешь, кнут!