Люди государевы
Шрифт:
— И без него знаю, что извет ложный, и каяться ни перед кем не буду! Много чести!
— А еще он сказал, — продолжил Меркурий, — коли ты не согласишься, то казаки напишут на тебя государю вторую челобитную, он, Гришка, объявит на тебя новый извет в государевом деле, пусть даже его сошлют хоть в Енисейск! Объявит, что ты всей Сибирью хотел завладеть!
Щербатый в изумлении вскинул брови и расхохотался:
— Когда это я хотел Сибирью завладеть?!
— Говорит, письма писал, чтоб рати на Томск присылали… А о том только государь может указывать, стало быть, ты государился!..
— Ступайте,
Глава 30
Таможенный целовальник Иван Каменный объявил извет на енисейского гулящего человека Лаврентия Хомякова за то, что он говорил «непотребные страдничьи слова» о государевых грамотах. Получив извет, Илья Бунаков принялся уговаривать целовальника:
— Иван, не ко времени ты затеял такое дело! Ведаешь, что миром порешили ни от кого изветы по государеву делу не принимать!.. Лаврюшка, пьяным обычаем ляпнул не подумавши, а ты сразу государево дело заводишь!.. Не могу я принять ныне твой извет!..
— Ты у нас власть, должон принять! Ежели каждый ярыжка будет государевы грамоты обзывать непрямыми, то порядка в России не будет!.. А то, что он сказал про государевы богомольные грамоты, я вслух и молвить не могу! Как только у него язык не отсох-от!
— Как же я откажусь, коли я его уже подал! Что написано пером, не вырубишь топором!
— Напиши повинную челобитную, что подал ложный извет по недружбе… Хоть и полагается за ложный извет кнут, но тебя в таком случае не трону!
— Илья Микитович, что ж ты из меня полудурка делаешь? Не стану я никакую повинную писать, мой извет верный, принимай! — рассердился Иван Каменный.
— Как знаешь! Гляди не пожалей!
— Коли не дашь делу ход, в Тобольск подам явку! — пригрозил Иван и вышел из съезжей избы.
Бунаков задумался: примешь извет, недовольство казаков будет, не примешь — от государя опалу можно получить…
Он вызвал из соседней комнаты подьячего Михаила Сартакова и приказал:
— Напиши повинную челобитную от имени Ваньки Каменного, что он подал ложный извет на Лаврюшку Хомякова…
Сартаков замялся:
— Иван Никитич, для чего сие надобно?
— Сам понимаешь, не время ныне заниматься изветами! Есть повинная — нет извета! Так что пиши! После зачтется!.. А не напишешь, сам будешь на козле!..
Скрепя сердце Сартаков повинную за Ивана написал.
На следующий день Ивана Каменного поставили на правеж. Растянули на козле и стали бить ослопами.
— За что, за что? — кричал Иван.
— А не подавай ложный извет, не подавай! — злорадно сказал Бунаков.
— Извет не ложный, правильный!
— Как же правильный? Вот твоя повинная челобитная, что ты объявил ложный извет! — помахал листом бумаги у него перед носом Бунаков.
— Не писал я повинную челобитную, то подлог!
— Кто же, по-твоему, я написал? За ложный извет будешь бит кнутом, даю тебе сто пятьдесят ударов!
— Смилуйся, Илья Микитович! — морщась от ударов, прокричал Каменный. — Не вынести кнута, не
Сартаков, наблюдавший наказание, стоял с опущенной головой. Накануне всю ночь молился и просил у Господа прощение за свой грех…
— Вынесешь, не клепай напрасно! — сказал Бунаков и дал знак палачу Степану Паламошному, тот стал разматывать кнут.
— Не бей, Илья Микитович, заплачу Хомякову пятьдесят рублей!..
— Плати за каждый прощеный удар по рублю, сто пятьдесят рублей! И десятую деньгу, пятнадцать рублей, в казну!..
— Много, Илья Микитович!
Бунаков дал знак палачу, и тот ударил по голой спине кнутом.
Иван взвизгнул и закричал:
— Согласный я, согласный!
— Принесещь после обеда деньги в съезжую, иначе вздерну на виску!..
Иван Каменный слово сдержал, деньги принес. Бунаков положил их в ларец. Но когда Иван направился к двери, неожиданно подьячий Михаил Сартаков упал перед ним на колени и воскликнул:
— Прости, Иван, за ради христа! Это я заместо тебя повинную написал!.. Прости!..
Иван остолбенел, а Бунаков подлетел к нему и тычками погнал к двери:
— Пошел вон! Пошел! Мишка с ума сбрендил!
Когда Каменный оказался за дверью, Бунаков подбежал к стоявшему на коленях Сартакову и пнул его в бок.
— Что творишь, падаль! Прикуси язык, иначе прибью!..
— Повинюсь я перед всем миром в непотребстве бездумно сотворенным!
— Я те повинюсь! На дыбу подвешу!..
— Воля твоя! Моя душа такой неправды не терпит!
Денщики Мешков и Тарский с караульными казаками привели Сартакова к дыбе и подвесили на связанных за спиной руках. Степан Паламошный стал бить его по голой спине. Степан за год набил руку и работал умело так, чтоб на спину ложился лишь конец кнута. И после пятидесятого удара на спине не было живого места. Но подьячий стоял на своем, что будет виниться.
Положили конец бревна между связанных ног, и Бунаков самолично запрыгнул на него, Сартаков вскрикнул и обмер, явно послышался хруст вывороченных в плечах суставов. Выплеснули на него ведро воды.
— Будешь молчать? — допытывался Бунаков.
— Буду виниться… — едва слышно прошептал Сартаков.
Вновь загулял кнут. После полутора сотен ударов Сартаков обмер окончательно, его опустили на землю и оставили лежащим замертво.
Вечером под причитания жены поп Воскресенской церкви Пантелеймон соборовал Сартакова, отпустил ему невольный грех, а ночью Михаил отдал Богу душу.
Глава 31
Илья Бунаков заканчивал отписку о том, что было сделано для исполнения царского указа. Кривя душой, писал, что неоднократно предлагал горожанам помириться с Щербатым, однако те подали словесную челобитную, которую он вышлет с отпиской. Написал и о том, что сразу приказал Матвею Хозинскому и Кириллу Попову освободить Петра Сабанского «с товарыщи», но не написал, почему они не захотели сами выходить. Об указании выслать их из города написал, что «в нынешнем, государь, 157-м году по твоей государевой грамоте выслал…», но затем зачеркнул слово «выслал» и написал «вышлю»…