Люди государевы
Шрифт:
Скворцов с крыльца возвестил собравшимся:
— По государеву указу надлежит нам провести сыск, отчего в городе случилась смута! Сыск будем вести по пятидесятням, кому из казаков которого числа быть велят, тот должен к сыску быть!.. Начнем с пятидесятни Ивана Володимерца!..
Скворцов нарочито умолчал, что к сыску, как о том сказано в царских грамотах, будут призывать тех казаков, которые под челобитными рук не прикладывали. Им запираться причин нет, скорее других на заводчиков укажут…
— Мы уже были в сыске у воевод и к вам не пойдем! — крикнул пятидесятник Иван Володимерец.
— Верно, не пойдем!.. — поддержал Ивана Филька Петлин.
— А вы за всех не базлайте! — перекрыл гул одобрения словам Володимерца и Петлина казак Матвей Трубач. — Я к сыску пойду!
Матюшка, ты язык свой поганый прикуси, не то мы тебе его укоротим! — пригрозил Федор Пущин.
— И Федьку Пущина с товарыщи надлежит расспросить, когда они в Сургут поедут! — поторопился прервать спор Скворцов.
— Никуда мы не поедем! — Федор Пущин взбежал на крыльцо и оттолкнул Скворцова. — Нету государева указу, чтоб нас в Сургут высылать, то ты, Степка, сам собой по наущению Оськи Щербатого придумал! Казаки, мы писались в градские челобитные от всего города, все, как един человек, и ныне хватать и сыскивать по одному человеку не по правде!
— Верно!
— Не пойдем к сыску!..
— Когда мы были у государя, — продолжал Пущин, — он обещал нам учинить в городе справедливый сыск!.. А ныне Щербатый, Сабанский да Ключарев сыск воевод Михаила Петровича и Богдана Андреевича оболгали, учинили новый сыск, хотят порознь весь город повинить и нас всех разорить!.. Многое творят не по государеву указу! Подьячего Ваську Чебучакова надлежало выслать из города вместе с Петром Сабанским, а дьяк Михаил взял его в съезжую избу и допустил к государевым и тайным делам, и Васька чинит там обиды многие!
— Верно, Федор, гад он ползучий! — крикнул Остафий Ляпа.
— Сыск надобно вести не порознь, а во всем городе и в уездах по новой Уложенной книге! И о том надобно подать вновь челобитную государю от всего города! Казаки, мы напишем челобитные, а вы говорите, кого послать с ними в Москву!
— Федьку Батранина!..
— Ваську Паламошного!..
— Карпа Аргунова!..
Долго шумел сход. В конце концов решили, что челобитные повезут семь человек.
Федор Пущин, Василий Ергольский, Василий Мухосран, Остафий Ляпа, Филипп Петлин, Федор Батранин и еще с десяток казаков пошли в трапезную Благовещенской церкви составлять челобитные. Писарем взяли десятника пеших казаков Ортюшку Чечуева. В челобитной от всего города повторили кратко о нехороших делах Осипа Щербатого, написали, что сыск назначенных государем воевод Волынского и Коковинского оболган и новый сыск ведется в угоду Щербатому и Сабанскому. Особо написали о дьяке Михаиле Ключареве, что пишет мимо воевод ложные «многие затейные статьи». «И по ево, государь, Михайловым и советников ево воровским умыслом и ложным отпискам приходят с Москвы в Томский твои государевы грамоты. И по тем твоим государевым грамотам мучит и пытает, и сжет он, Михайло, нас, холопей и сирот твоих безвинных, без сыску и без очьных ставок, и вымучивает повинных…
И призывает он к себе в дом многих градцких людей и напаивает, а иным уграживает, велит говорить и сказывать по князь Осипе и по Петре Сабанском с товарыщи и по себе, как ему надобе. А буде не учнете-де по нас сказывать, и и вам-де так же пытаным и зженым быть, как и вашей братье, которые в Тобольском и Томском мучаны…
…Составливает многие затейные челобитные на нас, холопей и сирот твоих, и, запоя допьяна, у собя в дому, велел многим градцким людям пьяным к тем своим заводным челобитным руки прикладывать, рьняся нашему градцкому челобитью, хотя нас, холопей и сирот твоих, до конца разорить и твою государеву вотчину дальную запустошить».
Напомнили, что государь принял ласково Федора Пущина и обещал провести розыск по преступным делам Осипа Щербатого. А ныне без его, государя, ведома Пущина высылают в Сургут… Просили освободить арестованных Василия Бурнашева и членов его посольства…
За несколько дней собрали под челобитной сто сорок семь подписей служилых людей, причем несколько десятников подписались за весь десяток, руки приложили также восемнадцать посадских людей и тринадцать пахотных крестьян.
За это же время справили челобитную от Василия Бурнашева,
Через пять дней после смотра, обратившегося в сход, в съезжую избу к воеводам Волынскому и Коковинскому пришли казаки и подали от всего города челобитную с просьбой разрешить мирским выборным отправиться в Москву, чтобы «бить челом… государю о всяких своих нужах». Волынский поначалу засомневался, помня указ, чтоб челобитчиков в Москву не пускать, но затем, не желая новой смуты в городе, выдал им воеводскую отписку с разрешением. Однако сказал, что денег на поездку нет.
Мая в 8-й день 7159 (1651) года в третий раз из Томска к государю повезли челобитные. Челобитчиками отправились Федор Батранин, Иван Баранчуков, Василий Паламошный, Степан Володимирец, Беляй Семенов, Карп Аргунов и Тихон Хромой.
Глава 12
Илья Бунаков пребывал в раздвоенных чувствах. Наконец-то воеводы Волынский и Коковинский отпускали его из надоевшего Томска, выдали подорожную память до Москвы. Эта определенность приносила облегчение, но туманность будущего в столице тяготила. Как тягостно было ждать одному, когда же его смогут «счесть» воеводы согласно указу. Жену свою на дощанике он отправил еще летом с половиной своего имущества. Однако тут пришел государев указ о том, чтобы «животы» его «отписать на государя» безо всякой поноровки. На пути в Тобольск в конце июня прошлого года в Самаровском Яме тобольский казачий голова Гаврила Грозин с пятнадцатью казаками отобрал все пожитки, а тобольский подьячий Атарский обобрал жену до нитки уже в Тобольске… Обо всем этом поведал Бунакову бывший его денщик Семен Тарский, который теперь служил у Коковинского. С бумагами от воевод он был в Тобольске и своими глазами видел, как Атарский сдирал с жены телогрею и волосник. Сколько же ей пришлось претерпеть покуда добралась до Москвы!..
Надеясь на заступу бояр Пушкиных, Григория Гавриловича и Степана Гавриловича, он написал письмо двоюродным своим братьям:
«Государям моим братьям Федору Сидоровичу, Аникею Сидоровичу братишка ваш Илейка челом бьет.
Будитя, государи мои, здоровы на веки. А про меня изволитя, и я в печалех своих от варвара от князя Осипа Щербатого едва жив, пишет на меня измену. Да он же промыслом своим меня осадил, велено меня считать и за его годы.
Пожалутя, государи, просити милостивой заступы у боярина Григорья Гавриловича и Степана Гавриловича, что меня не выдали такому льву на снеденье, велели бы меня счесть с моего приезду, а не с князя Осипова. А челобитною я послал к вам, и вам бы пожаловать, вычесть с приказными людьми.
Пожалутя, светы мои, вымитя меня из дна адова, а я вам челом бью. А о Михаиле Ключареве я писал, что ево звали в приказ, и он сам не пошел и городом на нево бьют челом. А нынеча мне от него великая теснота и позор.
А я вам, государям своим, многа челом бью».
Но «счесть» так оказалось непросто. Воеводы Волынский и Коковинский запутались в бумагах и книгах, которые Патрикеевым велись плохо. Да и не только Патрикеевым. Захар Давыдов не оприходовал присланные в Томск две тысячи рублей. Хотя расходные бумаги на эти деньги были… Видя, что «счет» затягивается, Бунаков направил челобитную на имя государя, чтоб его выслали из Томска. В ней он даже, покривя душой, написал, что Волынский затягивает «счет», «дружа» Щербатому…