Люди государевы
Шрифт:
— В сполошный колокол били потому, что тюремный сиделец Стенька Солдат по наученью Петра Сабанского с товарищи объявил на меня государево великое дело… Стенька подал таможенному голове Митрофанову повинную челобитную. Били ли Солдата не упомню, а Гришку Жданина били за то, что он, напившись вина у Щербатого, ложно объявил на меня государево великое дело!..
— А на какие расходы ты просил в Тобольске шестнадцать тысяч рублей?
— Такого не упомню, не прашивал таких денег!
— О том мне сказывали тобольский воевода Василий Борисович Шереметев с товарищи, знают подьячие и сам я видел отписку твою… Знатно, что такие великие деньги просил в отписке, чтобы Дон завести на Бии и Катуни…
— По всему,
— Я таких отписок в Тобольск не писывал! — отмахнулся Щербатый. — А ты, видать, хотел всей Сибирью завладеть!
— Как и когда я хотел Сибирью завладеть?! — изумился Бунаков.
— Посылал он, Илья, с своими советниками, — повернулся Щербатый к Трубецкому, — в Кузнецкий острог и в иные остроги тайным обычаем воровские грамоты. И в тех воровских грамотках написано, чтоб смуту и воровство завести в тех острогах, какие он, Илья, завел в Томском городе… Писали, что послали они к Москве сорок человек бить челом государю, а ежели они с ними не поедут бить челом с ними, то им и детям их такого времени не дождаться… И те грамотки читали в воровских кругах, и от того учинилась в Кузнецком остроге смута большая, и хотели воры побить добрых людей… О том писал государю кузнецкий воевода… А посылал с такими грамотками в Кузнецкий острог Андрюшку Батонога с племянником Богдашкой… В Красноярск воровские грамотки посылал с Зиновием Литосовым с товарищи, а в Енисейск с мужиком, которого он, Илья, привез с Руси…
— Никаких грамоток воровских я в остроги не посылал!
— Посылал тайным обычаем! — упорствовал Щербатый и обратился к Трубецкому: — Государь бы пожаловал и велел бы про те грамотки сыскать по рукам, кто те грамотки писал!
— Пусть велит сыскать! Авось откроется, что такие воровские грамотки писал сам князь Осип, хотя меня погубить!
Затем Щербатый подал «письмо» в сорок три статьи, в котором среди прочего припомнил, как на Петров день Илья не пустил к нему в дом служилых людей Ваську Рыбникова и Никишку Лигачева с товарищи, которые били челом чтоб он разрешил им пойти в дом к князю с говядиной и другими припасами, чтоб с голоду он не уморился;… Как били ослопьем и посадили в тюрьму крестьянина Фоку Михайлова, который принес Петру Сабанскому с товарищи хлеб и ведро браги, как избили попа Сидора за его письмо к архиепископу о томской смуте… Писал, что «ево Ильино воровство стало знатно — делать почал безстрашно, учал быть самовластен»… Писал также, что ложный изветчик на него, Осипа, Григорий Подрез-Плещеев варил пиво и брагу, мёд ставил, а Бунаков, дружа ему, «ничего ему не учинил и винных судов у него на дворе не велел взять»…
Илья облегченно вздохнул, когда Трубецкой отпустил их из приказа.
Все дни очных ставок, длившихся до декабря 19-го дня, Илья Никитович пребывал в душевном смятении от навалившихся на него неприятностей. Дом его сгорел во время московской смуты, и благо, что двоюродный брат Аникей Сидорович приютил в своем доме. Илья подал на имя государя челобитную, в которой просил ускорить следствие и вернуть хотя бы отписанное на государя имущество. Только через полгода государь указал Трубецкому вернуть отобранные животы Бунакову. Лишь после этого Илья Никитович перевел дух: казнить смертью не будут!
Глава 19
Марта 4-го дня 7161 (1653) года после двухлетнего следствия — очных ставок и расспросов сторонников и противников князя Осипа Щербатого — в Томск пришла царская грамота с приписью дьяка Сибирского приказа Третьяка Васильева, что «томское сыскное дело на Москве вершено». Бояре приговорили, а государь указал учинить наказанье и бить кнутом Илью Бунакова и двадцать служилых, «которые с ево, Ильиной, стороны», бывших на следствии
В Москве биты кнутом атаман Зиновий Литосов, сын боярский Степан Моклоков, пятидесятник Аника Власов, казаки Постник Васильев, Семен Белоусов, Булдачко Корнильев, Завьял Федотов, кроме них наказаны все челобитчики: Федор Батранин, Иван Баранчуков, Василий Паламошный, Карп Аргунов, Стенька Володимировец, Беляй Семенов, Тихон Хромой, Кузьма Мухосран, Антон Титов, Фока Титов, Яков Булдачка, Федор Неудачка, Иван Лаврентьев. Бунакова, как битого в Томске, в Москве не наказывали.
В Томске побывали на козле под кнутом одиннадцать человек: возвращенные из Сургута Федор Пущин, пятидесятник Иван Володимировец, казаки Васька Мухосран и Борис Паламошный, дети боярские Василий Ергольский и Михаил Яроцкий, казаки Прокопий Аргунов, Данила Мухосран, Кузьма Чурила, Андрей Щербак, Филипп Едловский.
В грамоте говорилось: «… служилые люди за то биты, что они стакався с Ильею, у князя Осипа Щербатого под судом и расправою быть не похотели, и от съезжей избы ему отказали, и на дворе его заперли, и поставили сторожю, и ходить к нему никому и с отписками пропускать не велели, и свою братью томских детей боярских и казаков Петра Сабанского с товарыщи, били и ограбя посадили в тюрму без государева указу…
… и государевых грамот, каковы посланы после того к князю Осипу Щербатому и к Илье Бунакову, что им у государева дела сидеть и государевы дела делать вместе, а им, служилым людем, князя Осипа слушать, и они государева указу не послушали же, под суд к князю Осипу не пошли и против прежнего своего воровства во всем ему отказали… и выбрали себе и излюбили Илью одново и с ним воровали, делали бунты и казачьи круги».
По указу наказанных в Томске одиннадцать человек надлежало в оковах выслать в Якутск на государеву службу. Всем им сохранялось денежное, хлебное и соляное жалованье. Всего с членами семей в Якутск из Томска отправилось шестьдесят пять человек.
Конвоировали ссыльных служилые под началом сына боярского Петра Лаврова и пятидесятника Матвея Ненашева.
Вереницу повозок с ссыльными семействами провожало полгорода, стоя вдоль улицы до острожных ворот. Крестили на прощанье. Иные бабы утирали слезы. Федор Пущин глазами искал в толпе брата. Но Григорий на прощание не пришел.
ЭПИЛОГ
7163 (1655) год. Второй год идет война с Польшей. После прошлогодних успехов, когда князь Алексей Никитич Трубецкой разбил войска гетмана Януша Радзивилла, и было освобождены русскими многие города, взяты Смоленск и Витебск, двадцатитысячное войско литовских гетманов Радзивилла и Гонсевского перешло в наступление и осадило Могилев, защищал который шеститысячный гарнизон. Апреля 9-го дня поляки штурмовали город, но взять его не смогли…
По раскисшей дороге в сторону Могилева двигался конный отряд сторожевого полка, вторым воеводой которого был князь Осип Иванович Щербатый. До города оставалось три дневных перехода. Рядом с князем ехал денщик, его бывший холоп Вторушка Мяснихин и негромко напевал:
Крикнул орел белой сла-вной, Воюет Царь правосла-авной, Царь Алексей Михайлович, Восточного царства дедич. Идет Литвы воевати, Свою землю очищати…Воевода решил проверить заставы-сторожи, ставленные дабы предупредить войско Василия Борисовича Шереметева, идущего сзади, от внезапных нападений неприятеля.
У опушки леса их остановил грозный окрик:
— Стой! Кто такие?
В глубине леса Щербатый увидел крытый еловыми ветками балаган и землянку.