Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
пару то с молчаливым, старательным для дочери Прокопом, то с его Петром:
навалы бревен на дворе, на улице перед усадьбой росли прямо на глазах.
Слава богу, лес не где-нибудь, а под боком, да и Мите-леснику спасибо:
бумажку на порубку посоветовал взять так только, для виду; по той бумажке
заплатил за семь деревьев, а вывез на целую хату! Нарубил, считай,
бесплатно, разве что на выпивку малость потратился.
Осенью же с Прокопом поставил шесть дубовых
Ставить сруб только начали; вскоре ударили морозы, повалил снег, но
основа, что б там ни говорили, была, всю зиму радовала глаз! Хату, видели
все, ставил не какую-нибудь, - пятистенку, на две комнаты, не считая
сеней. Сени рассчитывал потом пристроить большие, в полхаты. Кроме хаты
собирался гумно срубить. Зимой два хороших дуба на сохи свалил, привез на
санях, положил под стеной старого гуменца. Одним словом, видел уже и хату
новую - пятистенку, с сенцами, видел и хорошее гумно, видел, что в люди
выходить начал...
"Только начал становиться на ноги! Только начал жить!
И вот - на тебе!" Отдай ульи, которые долбил, встаскивал на сосны с
дедом, которые кормят, поддерживают тебя! Отдай в артель коня, которого
приобрел с трудом таким, которым, можно сказать, и налюбоваться не успел!
Отдай черту какому-то ни за что, обобществи с какой-то клячей; отдай в
чужие руки, под чужие злые кнуты, смотри, как гонять его будут, как
байстрюка какого, не считаясь ни с норовом, ни с силою его! Отдай земельку
свою, какая она ни есть, но на которой ты царь-владыка; отдай ту,
вытребованную в приданое полоску, с которой только породнился, отдай свое
в ничье, сменяй мать родную на мачеху! Отдай гуменце свое, которое в
мыслях уже поставил, отдай плуг свой, телегу свою, хомут, уздечку, все,
что ты нажил, огоревал, недоедая, недопивая, вытягивая жилы! Отдай за
добрые слова, за обещания! Отдай ни за что!
Нет дурных! Оттого, что чувствует несправедливость, что видит хорошо:
обмануть, надуть хотят, - крепчает злое, горячее упорство Нет дурных!
Пусть, кому нравится, тот идет!
Кому свое надокучило, кому при св.оем плохо! "А мне и так неплохо! Я и
так проживу!.. Вы себе, я - себе!.." Взяло сомнение: так они и дадут
сделать, как ему хочется! Он тут же вспомнил Апейкино обещание: гнать не
будут; но не очень успокоился, не очень поверил: "Будут или не будут, а -
не пойду! Скажу: нет и нет! Пусть хоть что!.."
Твердость, уверенность в своей правоте все же позволяли смотреть вперед
с какой-то надеждой. Уже не так болел, когда думал: "Только подыматься
начал... Только начал жить..." Можно
делах, за мелкотой разной пришел вскоре и покой, свободный,
самозабвенный...
Костер, забытый людьми, скоро осел, померк, но угли долго еще не гасли,
мерцали в сырой, душной темноте возле Миканора. Долго не угасало и
беспокойство Миканора: веселое, неприятное, хлопотное бередило и бередило
неслаженностью, противоречивостью мыслей. Среди всей путаницы то громче,
то тише гомонил, звенел веселый ручеек радости:
какое оно ни есть, а начало положено, артель зачалась, объявлена,
артель, как там ни гляди, живет! Много или немного вступило, но артель -
все слышали - есть и в Куренях. Однако ручеек радости почти нигде не
струился чисто и ясно; почти всюду замутняла его неудовлетворенность: есть
она, артель, только на словах; работать и жить пока все захотели
единолично! Да если б и решили вместе работать - сколько их, желающих, во
всем селе! При этих мыслях ручеек совсем мутнел: сколько времени, силы
отдал разговорам об артели без толку! Когда думал об этом, приходил в
отчаяние: эх, люди! Добьешься разве чего с такими, если слышать, понимать
не хотят ничего! Как глухие и слепые! Хуже слепых!
Слепому дай руку - пойдет! Да спасибо скажет! И глухой - на пальцах
покажи только! А тут: возьми за руку - вырвется! В другую сторону пойдет!
Будто в трясину заведут его!
Не мог сдержать озлобления, когда вспоминал недоверчивую горячность
Василя, соседа: этому - так и говорить не говори, что на твердую дорогу
выведешь! У этого своя дорога, этот себе раз в неделю верит! Сам, все
только сам, да чтоб подальше ото всех! Лезет из кожи - аж жилы рвутся!
Пообжился, хату ставить начал - так словно бы на врага какого зыркает!
Без малого уже Глушак старый! Уломай такого, попробуй! Еще больше злился,
когда думал об Андрее Рудом. Когда б ни заговорил с ним, поддакивает
всему, помогает Марксом, Калининым, Некрасовым - сведущий такой,
передовой! А как до дела дошло: "Не так ето все просто - Расею на новые
рельсы" - и шмыг в кусты! Дезертир, болтун, Маркса еще приплетает!..
Недоволен был и тем, как вел разговор у костра Апейка: подошел, нацелился
– так бери быка за рога, атакуй! Добьешься не добьешься, а пробуй, атакуй!
Так нет, поговорил, поговорил - и успокоился! Хорошо, что он, Миканор,
вовремя подоспел, ринулся вперед! А то так и кончилось бы ничем! И шуток с
лишком у него; серьезный момент - не до шуток!..