Люди сороковых годов
Шрифт:
– И я того же желаю, - подхватила Евлампия Матвеевна, по обыкновению жеманничая.
– Способности, способности, - говорил Семен Яковлевич, растопыривая руки, - этаких я и не видывал!
– Теперь вам только надо выучиться в университете и жениться, сказала, окончательно промодничавши, Евлампия Матвеевна.
– У меня уж есть невеста, - проговорил Павел.
Хорошее расположение духа и выпитые рюмки три наливки вызвали его на откровенность.
Семен Яковлевич только взглянул на него, а Евлампия Матвеевна воскликнула с
– Кто же это ваша невеста и богата ли?
– спрашивал Семен Яковлевич.
– Она мне несколько даже родственница. Вы Еспера Иваныча Имплева знавали, который дядей мне приходится?
– Еще бы, господи, умнейший человек во всей губернии!
– подхватил Семен Яковлевич.
– Ну, так у него есть побочная дочь.
– А я так, значит, и невесту знаю!
– подхватила радостно Евлампия Матвеевна.
– Ведь она у княгини Вестневой воспитывалась?
– Да.
– Ну, так мы очень были вхожи с покойной маменькой в доме княгини, и я еще маленькою видела вашу суженую.
– Вероятно, это она и была, - отвечал Павел, скромно потупляя глаза.
Вечером он распростился с своими хозяевами и уехал в деревню к отцу.
XVI
ДОМАШНИЕ ПУТЫ
Веселенький деревенский домик полковника, освещенный солнцем, кажется, еще более обыкновенного повеселел. Сам Михайло Поликарпыч, с сияющим лицом, в своем домашнем нанковом сюртуке, ходил по зале: к нему вчера только приехал сын его, и теперь, пока тот спал еще, потому что всего было семь часов утра, полковник разговаривал с Ванькой, у которого от последней, вероятно, любви его появилось даже некоторое выражение чувств в лице.
– Ну, так как же? Вы и поживали?..
– спрашивал его полковник добродушно.
– Поживали-с...
– отвечал Ванька, переступая с ноги на ногу.
– А что Симонов, - скажи мне?
– спросил полковник.
Он всегда интересовался и спрашивал об Симонове.
– Не видал-с я Симонова; что не переехали мы к учителю, - что?.. Человек он эхидный, лукавый, - отвечал Ванька.
Он последнее время стал до глубины души ненавидеть Симонова, потому что тот беспрестанно его ругал за глупость и леность.
Полковник, кажется, некоторое время недоумевал, об чем бы еще поговорить ему с Ванькой.
– А что, к Павлу похаживали товарищи?
– спросил он.
– Похаживали-с, дружков много у них было.
– А что, этак пошаливали - выпить когда-нибудь или другое что?
– Нет-с!
– отвечал Ванька решительно, хотя, перед тем как переехать Павлу к Крестовникову, к нему собрались все семиклассники и перепились до неистовства; и даже сам Ванька, проводив господ, в сенях шлепнулся и проспал там всю ночь.
– Наш барин, - продолжал он, - все более в книжку читал... Что ни есть и я, Михайло
Ванька не только из грамоты ничему не выучился, но даже, что и знал прежде, забыл; зато - сидеть на лавочке за воротами и играть на балалайке какие угодно песни, когда горничные выбегут в сумерки из домов, - это он умел!
– В конторщики меня один купец звал!
– продолжал он врать, - я говорю: "Мне нельзя - у нас молодой барин наш в Москву переезжает учиться и меня с собой берет!"
– Как в Москву?
– спросил полковник, встрепенувшись и вскинув на Ваньку свои глаза.
– В Москву-с, так переговаривали, - отвечал тот, потупляясь.
– С кем переговаривали?
– Да с Симоновым-с, - отвечал Ванька, не найдя ни на кого удобнее своротить, как на врага своего, - с ним барин-с все разговаривал: "В Ярославль, говорит, я не хочу, а в Москву!"
– Это что такое еще он выдумал?
– произнес полковник, и в старческом воображении его начала рисоваться картина, совершенно извращавшая все составленные им планы: сын теперь хочет уехать в Москву, бог знает сколько там денег будет проживать - сопьется, пожалуй, заболеет.
– Ну, пошел, ступай!
– сказал он Ваньке сердитым уже голосом.
Тот пошел было, но потом несколько боязливо остановился.
– Не прикажите, Михайло Поликарпыч, мамоньке жать; а то она говорит: "Ты при барчике живешь, а меня все жать заставляют, - у меня спина не молоденькая!"
– Хорошо, ладно, ступай!
– произнес досадно полковник, и, когда Ванька ушел, он остался встревоженный и мрачный.
Павел наконец проснулся и, выйдя из спальни своей растрепанный, но цветущий и здоровый, подошел к отцу и, не глядя ему в лицо, поцеловал у него руку. Полковник почти сурово взглянул на сына.
– Ты в Москву едешь учиться, а не в Демидовское?
– спросил он его несколько дрожащим голосом.
– В Москву, - отвечал Павел совершенно покойно и, усевшись на свое место, как бы ничего особенного в начавшемся разговоре не заключалось, обратился к ключнице, разливавшей тут же в комнате чай, и сказал: - Дай мне, пожалуйста, чаю, но только покрепче и погорячей!
Та подала ему. Полковник от нетерпения постукивал уже ногою.
– На что же ты поедешь в Москву?.. У меня нет на то про тебя денег, сказал он сыну.
– Я денег у вас и не прошу, - отвечал Павел прежним покойным тоном, мне теперь дядя Еспер Иваныч дал пятьсот рублей, а там я сам себе буду добывать деньги уроками.
Полковник побледнел даже от гнева.
– Ну да, я знал, что это дяденька все!
– произнес он.
– Одни ведь у него наставленья-то тебе: отец у тебя - дурак... невежда...
Полковник в самом деле думал, что Еспер Иваныч дает такие наставления сыну.
– Полноте, бог с вами!
– воскликнул Павел.
– Один ум этого человека не позволит ему того говорить.