Люди сороковых годов
Шрифт:
– Фамилия моя - Неведомов, а звание - дворянин и кандидат здешнего университета; а ваша фамилия?
– Моя фамилия - Вихров. Я тоже поступаю в университет и теперь вот ищу квартиру, где бы я мог остановиться вместе с студентами.
Неведомов несколько времени оставался как бы в размышлении.
– У нас есть несколько пустых номеров, - произнес он.
– Ах, сделайте одолжение, я очень буду рад с вами жить, - подхватил Павел простодушно. Ему начал его новый знакомый уже нравиться.
– А скажите, это
– Нет, вот тут на Тверской; пойдемте, посмотрите!
– С величайшим удовольствием!
И молодые люди пошли. Войдя на Тверскую, они сейчас повернули в ворота огромного дома и стали взбираться по высочайшей и крутейшей лестнице.
– Лестница ужасная, - произнес Павел.
– Да, порядочная, но она нам заменяет горы; а горы, вы знаете, полезны для развития дыхательных органов, - ответил Неведомов.
– Вот свободные нумера: один, другой, третий!
– прибавил он, показывая на пустые комнаты, в которые Павел во все заглянул; и они ему, после квартиры Макара Григорьева, показались очень нарядными и чистыми.
– Эти комнаты отличные!
– проговорил он.
– Ну, в таком случае, пойдемте к хозяйке, и вы переговорите с ней, сказал Неведомов и, подойдя к дверям крайнего номера, произнес: - Каролина Карловна, можно к вам?
– Можно, - отвечал женский голос с несколько нерусским акцентом.
– Я к вам постояльца привел, - продолжал Неведомов, входя с Павлом в номер хозяйки, который оказался очень пространной комнатой. Часть этой комнаты занимал длинный обеденный стол, с которого не снята еще была белая скатерть, усыпанная хлебными крошками, а другую часть отгораживали ширмы из красного дерева, за которыми Каролина Карловна, должно быть, и лежала в постели.
– Вы мой кушанье будете кушать?
– произнесла она из-за своей перегородки и, видимо, относясь к Павлу.
– Ваше, и у меня еще человек со мной будет...
– проговорил тот.
– С господином Вихровым человек еще будет жить, - перевел Каролине Карловне Неведомов.
– А, это хорошо! Вам будет тоже мой самовар, свечка, вода?
– Ваш самовар, свечка и вода, - повторил Неведомов.
– Это семьдесят рублей в месяц - не меньше.
– Что же, это не дорого?
– спросил Павел простодушно Неведомова.
– Нет, не дорого, - отвечал тот, улыбаясь.
– Я согласен, - сказал Павел.
– Господин Вихров согласен, - перевел опять Неведомов Каролине Карловне.
– Только прошу вас задаток мне дать, - произнесла та.
Павел вынул из кармана пятидесятирублевую и подал ее Неведомову.
– Господин Вихров отдал пятьдесят рублей; куда прикажете их положить? сказал тот.
– Ах, будьте такой добрый, протяните вашу руку с ними в эту дыру, в ширмы!
– проговорила Каролина Карловна, гораздо уже более добрым голосом.
Неведомов просунул за ширму руку с деньгами;
– А что, вам не лучше?
– спросил он.
– Нет, сегодня опять молочная лихорадка, и грудь очень болит, отвечала Каролина Карловна, нисколько, как видно, не стесняясь.
– Чем эта хозяйка больна?
– спросил Павел, когда они с Неведомовым вышли из ее номера.
– Она недавно родила, - отвечал тот ровным голосом.
– Что же, она замужем?
– Нет, - отвечал Неведомов прежним тоном.
– От кого же она родила?
– сказал с удивлением Павел.
– Ну, уж это ее спросите, - произнес Неведомов и улыбнулся.
– А где же у нее ребенок?
– продолжал спрашивать Павел.
– В воспитательный дом, кажется, она свезла его, - ответил Неведомов.
В это время в одном из номеров с шумом отворилась дверь, и на пороге ее показалась молодая девушка в одном только легоньком капоте, совершенно не застегнутом на груди, в башмаках без чулок, и с головой непричесанной и растрепанной, но собой она была прехорошенькая и, как видно, престройненькая и преэфирная станом.
– Ах, это вы, Николай Семеныч!
– воскликнула она.
– Послушайте, прибавила она каким-то капризным тоном и болтая своей полуобутой ножкой, пошлите, пожалуйста, мне Марфушу; я целый час кричу ее; она не идет.
– А зачем вам нужна так Марфуша?
– спросил Неведомов, с явным удовольствием глядя на молодую девушку.
– А затем, чтобы одеться, - отвечала та, приседая перед ним.
– Зачем же вам одеваться? Вы и так хороши, - продолжал Неведомов. Глаза его явно уже при этом разгорелись.
– Кроме того, я ужасно чаю хочу, а она мне не подает, - подхватила девушка.
– А, вот это причина уважительная, - сказал Неведомов и, подойдя к двери, ведущей вниз в кухню, крикнул: - Марфуша, ступай к Анне Ивановне!
– Сейчас!
– послышался голос из низу, и когда вслед за тем горничная прибежала к Анне Ивановне и обе они захлопнули дверь в их номер, Павел спросил Неведомова:
– Кто это еще такая?
– Это одна девица приезжая, - отвечал Неведомов каким-то уважительным голосом.
– Ну, так я пойду за своими вещами, - сказал ему Павел.
– Ступайте, а потом заходите ко мне.
– Непременно!
– отвечал Павел и отправился к себе на Кисловку. Он вышел из номеров m-me Гартунг как бы несколько опешенный: все, что он видел там, его очень удивило и поразило. Воспитанный в благочинии семейной и провинциальной жизни, где считалось, что если чиновник - так чиновник, монах - так монах, где позволялось родить только женщинам замужним, где девушек он привык видеть до последнего крючка застегнутыми, - тут он вдруг встретил бог знает что такое! Но как бы то ни было - такая свобода нравов ему была не неприятна!