Люди сороковых годов
Шрифт:
– Ни-ни-ни!.. Ни-ни-ни!
– почти с ужасом воскликнула m-me Гартунг.
– Стало быть, вы его еще любите?
– О, нисколько!..
– воскликнула с благородным негодованием Гартунг. Но и другие мужчины - все они плуты!.. Я бы взяла их всех да так в ступке и изломала!..
И она представила даже рукой, как бы она изломала всех мужчин в ступке.
– Совершенно справедливо, все они - дрянь!
– подтвердил Павел и вскоре после того, по поводу своей новой, как сам он выражался, религии, имел довольно продолжительный спор с Неведомовым, которого прежде
– А что, скажите, - начал он, - какого вы мнения о Жорж Занд? Мне никогда не случалось с вами говорить о ней.
Неведомов некоторое время молчал, а потом заговорил, слегка пожав плечами:
– Я... французских писателей, как вообще всю их нацию, не очень люблю!.. Может быть, французы в сфере реальных знаний и много сделали великого; но в сфере художественной они непременно свернут или на бонбоньерку, или на водевильную песенку.
– Как на бонбоньерку или на водевильную песенку?
– воскликнул Павел. И у Жорж Занд вы находите бонбоньерку или водевильную песенку?
– И у ней нахожу нечто вроде этого; потому что, при всем богатстве и поэтичности ее воображения, сейчас же видно, что она сближалась с разными умными людьми, наскоро позаимствовала от них многое и всеми силами души стремится разнести это по божьему миру; а уж это - не художественный прием!
– Как, Жорж Занд позаимствовалась от умных людей?!
– опять воскликнул Павел.
– Я совершенно начинаю не понимать вас; мы никогда еще с вами и ни в чем до такой степени не расходились во взглядах наших! Жорж Занд дала миру новое евангелие или, лучше сказать, прежнее растолковала настоящим образом...
Неведомов при этом потупился и несколько времени ничего не отвечал. Он, кажется, совершенно не ожидал, чтобы Павел когда-нибудь сказал подобный вздор.
– Вы читали ее "Лукрецию Флориани"?
– продолжал тот, все более и более горячась.
– Читал, - отвечал Неведомов.
– Какая же, по-вашему, главная мысль в этом произведении?
Неведомов опять пожал немного плечами.
– Я думаю, та мысль, - отвечал он, - что женщина может любить несколько раз и с одинаковою пылкостью.
– Нет-с, это - не та мысль; тут мысль побольше и поглубже: тут блудница приведена на суд, но только не к Христу, а к фарисею, к аристократишке; тот, разумеется, и задушил ее. Припомните надпись из Дантова "Ада", которую мальчишка, сынишка Лукреции, написал: "Lasciate ogni speranza, voi che entrate" [150] . Она прекрасно характеризует этот мирок нравственных палачей и душителей.
– Может быть, и это, - отвечал Неведомов, - но, во всяком случае, - это одно из самых капризнейших и неудачнейших произведений автора.
150
"Оставь надежду навсегда каждый, кто сюда входит" (итал.).
– Почему же - капризнейших и неудачнейших?
– спросил Павел.
–
– Но, что вам за дело до ее любовников и детей?
– воскликнул Павел. Вы смотрите, добрая ли она женщина или нет, умная или глупая, искренно ли любит этого скота-графа.
– Как мне дела нет? По крайней мере, я главным достоинством всякой женщины ставлю целомудрие, - проговорил Неведомов.
– Ну, я на это не так смотрю, - сказал Павел, невольно вспомнив при этом про m-me Фатееву.
– Нет, и вы в глубине души вашей так же смотрите, - возразил ему Неведомов.
– Скажите мне по совести: неужели вам не было бы тяжело и мучительно видеть супругу, сестру, мать, словом, всех близких вам женщин нецеломудренными? Я убежден, что вы с гораздо большею снисходительностью простили бы им, что они дурны собой, недалеки умом, необразованны. Шекспир прекрасно выразил в "Гамлете", что для человека одно из самых ужасных мучений - это подозревать, например, что мать небезупречна...
– Ну, что ж - Шекспир ваш? Согласитесь, что в его взгляде на женщину могло и должно было остаться много грубого, рыцарского понимания.
– Да, но бог знает - это понимание не лучше ли нынешнего городско-развратного взгляда на женщину. Пушкин очень любил и знал хорошо женщин, и тот, однако, для романа своего выбрал совершенно безупречную женщину!.. Сколько вы ни усиливайте вашего воображения, вам выше Татьяны - в нравственном отношении - русской женщины не выдумать.
– Позвольте-с! Но чем же она верна мужу?.. Только телом, а никак не мыслью.
– Чем бы там она ни была верна, но она все-таки, любя другого, не изменила своему долгу - и не изменила вследствие прирожденного ей целомудрия; намеками на такого рода женщин испещрены наша история и наши песни.
– В нашем споре о Жорж Занд, - перебил Павел Неведомова, - дело совсем не в том, - не в разврате и не в целомудрии; говорить и заботиться много об этом - значит, принимать один случайный факт за сущность дела... Жорж Занд добивается прав женщинам!.. Как некогда Христос сказал рабам и угнетенным: "Вот вам религия, примите ее - и вы победите с нею целый мир!", - так и Жорж Занд говорит женщинам: "Вы - такой же человек, и требуйте себе этого в гражданском устройстве!" Словом, она представительница и проводница в художественных образах известного учения эмансипации женщин, которое стоит рядом с учением об ассоциации, о коммунизме, и по которым уж, конечно, миру предстоит со временем преобразоваться.
– Все это я очень хорошо знаю!
– возразил Неведомов.
– Но она требования всех этих прав женских как-то заявляет весьма односторонне - в одном только праве менять свои привязанности.
– А вы думаете, это безделица!
– воскликнул Павел.
– Скажите, пожалуйста, что бывает последствием, если женщина так называемого дворянского круга из-за мужа, положим, величайшего негодяя, полюбит явно другого человека, гораздо более достойного, - что, ей простят это, не станут ее презирать за то?