Люди сороковых годов

Писемский Алексей Феофилактович

– Что, мне оставить вас?
– спросил он ее.

– Нет, Вихров, посидите, - произнесла она, протягивая ему руку, - мне надобно вам многое рассказать.

Вихров сел около нее. Его самого снедало любопытство узнать, что такое с ней произошло.

– Откуда вы это появились и на каком уроке вы жили?
– спросил он.

– Я не на уроке жила, - отвечала Анна Ивановна отчаянным голосом.

– Но где же?
– спросил ее Вихров уже тихо.

– У Салова, - отвечала Анна Ивановна тоже тихо.

– Как у Салова?
– воскликнул Вихров; он отшатнулся даже при этом от Анны Ивановны.

– У Салова, - отвечала она, нахмуривая свое хорошенькое

личико.

– Разве вы любили не Неведомова?
– спросил Вихров.

– Нет, Салова - на горе мое!
– произнесла Анна. Ивановна.

– Как же вам не стыдно было предпочесть того этому?

– Так уж случилось; черт, видимо, попутал, - произнесла Анна Ивановна и развела ручками, - тот грустный такой был да наставления мне все давал; а этот все смешил... вот и досмешил теперь... хорошо сделал?

– Но что же такое он с вами сделал?

– Сделал то, что...
– И Анна Ивановна остановилась при этом на несколько мгновений, как бы затем, чтобы собраться с силами.
– То место, на которое я поступила, он мне достал и часто у нас бывал в доме, потом стал свататься ко мне, - формально, уверяю вас! Я сколько раз ему говорила: "Вздор, говорю, не женитесь на мне, потому что я бедна!" Он образ снял, начал клясться, что непременно женится; так что мы после того совершенно, как жених и невеста, стали с ним целые дни ездить по магазинам, и он закупал мне приданое. В доме между тем стали говорить, чтобы я занималась или детьми, или своим женихом; тогда он перевез меня к себе на квартиру.

– Но как же вы переехали к нему?

– Отчего же не переехать?
– возразила наивно Анна Ивановна.
– Я была с ним обручена. Потом он меня у себя начал от всех прятать, никому не показывать, даже держать меня в запертой комнате, и только по ночам катался со мной по Москве. Я стала на это жаловаться: мне очень скучно было сидеть по целым дням взаперти. "Что же, говорю, ты, значит, меня не любишь, если не женишься на мне и держишь меня, как мышь какую, - в мышеловке?" А он мне, знаете, на эту Бэлу - черкешенку в романе Лермонтова - начнет указывать: "Разве Печорин, говорит, не любил ее?.. А тоже держал взаперти!" И когда я очень уж расплачусь - "дикарочка, дикарочка!" - начнет меня звать, привезет мне конфет, и я расхохочусь. Но еще хорошо, что нянька у него отличнейшая женщина была, еще за маленьким за ним ходила!.. Он взял ее к себе, как меня перевез. "Матушка барышня, - говорит она мне потихоньку, - что вы тут живете: наш барин на другой хочет жениться; у него ужо вечером в гостях будет невеста с матерью, чтоб посмотреть, как он живет". И вообразите: я тут сижу у него запертая, а другая невеста у него на вечере. Слышу - шампанское пьют, веселятся; это меня взорвало; я что есть силы стала стучаться в запертую дверь свою, так что он даже прибежал. "Не хочу, говорю, ни минуты тут оставаться!" - надела свой салоп и побежала сюда.

Вихров слушал Анну Ивановну, сильно удивленный всем этим рассказом ее.

– И что же, вы вполне уж ему принадлежали?
– спросил он ее негромко.

– Разумеется, вполне, - отвечала с каким-то милым гневом Анна Ивановна, - и потому - что я теперь такое?.. Совершенно погибшая женщина, - прибавила она и развела ручками.

– Бог с вами, - успокаивал ее Павел, - мало ли обманутых девушек... не все же они погибают...

– Меня-то теперь, Вихров, больше всего беспокоит, - продолжала Анна Ивановна, - что Неведомов очень рассердился на меня и презирает меня!.. Он, должно быть, в то время, как я жила в гувернантках, подсматривал за мною и знал все, что я делаю, потому что, когда у Салова

мне начинало делаться нехорошо, я писала к Неведомову потихоньку письмецо и просила его возвратить мне его дружбу и уважение, но он мне даже и не отвечал ничего на это письмо... Так что, когда я сегодня выбежала от Салова, думаю: "Что ж, я одна теперь осталась на свете", - и хотела было утопиться и подбежала было уж к Москве-реке; но мне вдруг страшно-страшно сделалось, так что я воротилась поскорее назад и пришла вот сюда... Сходите, душенька, к Неведомову и попросите его, чтобы он пришел ко мне и простил меня!..
– заключила Анна Ивановна и протянула опять Вихрову руку.

В продолжение всего этого разговора горничная Фатеевой беспрестанно входила в номер, внося разные вещи.

– Какое же теперь? Он, вероятно, спать лег, - возразил Вихров.

– Ах, нет, я знаю, что теперь он все ночи не спит, - перебила Анна Ивановна с прежнею наивностью.

Павел думал.

– Сходите, пожалуйста; приведите его ко мне, - упрашивала Анна Ивановна.

Вихров пошел.

Его самого интересовало посмотреть, что с Неведомовым происходит. Он застал того в самом деле не спящим, но сидящим на своем диване и читающим книгу. Вихров, занятый последнее время все своей Клеопатрой Петровной, недели с две не видал приятеля и теперь заметил, что тот ужасно переменился: похудел и побледнел.

– А я к вам с поручением, - начал он прямо.

– С каким?
– спросил Неведомов.

– Анна Ивановна просит вас прийти к ней.

Неведомов с удивлением и почти с испугом взглянул на Вихрова.

– Как Анна Ивановна?.. Разве она здесь?
– проговорил он.

– Здесь, приехала сюда и желает вас видеть.

Неведомов несколько времени, кажется, был в страшной борьбе с самим собою.

– Зачем же ей нужно видеть меня?
– полуспросил, полусказал он.

– Затем, чтобы испросить у вас прощения и уважения себе.

Неведомов грустно усмехнулся.

– Я не имею права ни прощать, ни не прощать ее, - сказал он.

– Послушайте, Неведомов, - начал Вихров с некоторым уже сердцем, - нам с вами секретничать нечего: мы не дипломаты, пришедшие друг друга обманывать. Будемте говорить прямо: вы любите эту девушку; но она, как видно из ее слов, предпочла вам Салова.

– Что ж и теперь ей мешает любить Салова?
– перебил его вдруг Неведомов.

– То, что этот негодяй обманул ее и насмеялся над ней самым оскорбительным образом, - подхватил Вихров.

Неведомов перевел при этом несколько раз свое дыхание, как будто бы ему тяжело и вместе с тем отрадно было это слышать.

– И теперь она, - продолжал Вихров, - всей душой хочет обратиться к вам; она писала уж вам об этом, но вы даже не ответили ей ничего на это письмо.

– Что ж мне было отвечать ей?
– сказал Неведомов.

– А то, что вы прощаете ее, - потому что она без этого прощенья жить не может, и сейчас наложила было на себя руки и хотела утопиться.

– Как утопиться?
– проговорил Неведомов, и испуг против воли отразился на его лице.

– Так, утопилась было и теперь снова посылает меня к вам молить вас возвратить ей вашу любовь и ваше уважение.

Неведомов встал и большими шагами начал ходить по комнате.

– Вы, Неведомов, - убеждал его Вихров, - человек добрый, высоконравственный; вы христианин, а не фарисей; простите эту простодушную грешницу.

– Нет, не могу!
– сказал Неведомов, снова садясь на диван и закрывая себе лицо руками.

– Неведомов!
– воскликнул Павел.
– Это, наконец, жестокосердно и бесчеловечно.