Люди сороковых годов
Шрифт:
На это Плавин одним только движением головы изъявил как бы согласие. "Точно китайский мандарин кивает головой!" - подумал про себя Павел.
– А скажите вот что-с!
– продолжал он.
– Вы в министерстве внутренних дел служите... какого рода инвентари были там предполагаемы для помещичьих крестьян?
Павел не без умыслу сказал это, желая показать перед приятелем знай-мо, какими мы государственными вопросами занимаемся и озабочены.
– Да, это была какая-то попытка, - отвечал, в свою очередь, не без
– Но, говорят, государь положительно желает уничтожить крепостное право, - говорил с увлечением Вихров.
На эти слова Плавин уж с удивлением взглянул на Павла.
– Я не слыхал этого, - произнес он, и в то же время физиономия его как будто добавила: "Не слыхал вздору этакого".
"Хоть бы высказывался, скотина, больше, поспорить бы можно было", думал Павел. Его больше всего возмущал Плавин своим важным видом.
– А помните ли вы наш театр, который мы с вами играли - маленькие? прибавил он вслух.
– Да, помню, всегда с удовольствием вспоминаю, - отвечал Плавин, черт знает что желая этим сказать.
"Ну погоди же, голубчик, мы тебя проберем. Я позову своих молодцов. Они тебя допросят", - думал Павел.
– А не будете ли вы так добры, - сказал он, видя, что Плавин натягивает свои перчатки, - посетить меня ужо вечером; ко мне соберутся кое-кто из моих приятелей.
– Мне весьма приятно будет, - сказал Плавин, потом прибавил: - А в котором часу?
– Часов в восемь, - отвечал Павел.
Плавин уехал.
– Кто это такой у тебя был?
– спросила с любопытством вышедшая из своей комнаты Фатеева.
– Скот один!
– отвечал Павел.
– Как скот?
– сказала с удивлением Клеопатра Петровна; она смотрела на гостя в щелочку, и он ей, напротив, очень понравился.
– Он такой, кажется, славный молодой человек, - заметила она Павлу.
– Славный, только из стали, а не из живого человеческого мяса сделан, отвечал тот и принялся писать пригласительные записки приятелям.
"Неведомов, бога ради, приходите ко мне и притащите с собой непременно Марьеновского. Мы все сообща будем травить одного петербургского филистера [61] , который ко мне пожалует".
К Замину и Петину он писал так:
"Друзья мои, приходите ко мне, и мы должны будем показать весь наш студенческий шик перед одним петербургским филистером. Приходите в самых широких шароварах и в самых ваших скверных фуражках".
Отправив эти записки, Павел предался иным мыслям. Плавин напомнил ему собою другое, очень дорогое для него время - детский театр. Ему ужасно захотелось сыграть где-нибудь на театре.
– Клеопаша!
– сказал он, развалясь на диване и несколько заискивающим голосом.
– Знаешь, что я думаю.
– нам бы сыграть театр.
– Театр?
– переспросила та.
– Да, театр, но только не дурацкий,
– Кто же будет играть?
– спросила Клеопатра Петровна.
– Все мы, кого ты знаешь, и еще кого-нибудь подберем, - ты, наконец, будешь играть.
– Я? Но я никогда не игрывала, - отвечала Фатеева.
– Это вздор, научим, как следует, - отвечал Павел и начал соображать, какую бы пиесу выбрать. Больше всего мысль его останавливалась на "Юлии и Ромео" Шекспира - на пьесе, в которой бы непременно стал играть и Неведомов, потому что ее можно было бы поставить в его щегольском переводе, и, кроме того, он отлично бы сыграл Лоренцо, монаха; а потом - взять какую-нибудь народную вещь, хоть "Филатку и Мирошку" [62] , дать эти роля Петину и Замину и посмотреть, что они из них сделают. Все эти мысли и планы приводили Павла в восхищение.
Клеопатра Петровна, между тем, хотела было велеть для предстоящего вечера привести комнату в более благоприличный вид.
– Не нужно-с, не извольте трудиться, - сказал ей Павел, - я хочу, чтобы этого филистера все у нас возмущало.
– Но для меня это нехорошо, понимаешь ты?
– Если сошлась с буршем, и сама буршачкой будь!
– сказал Павел и поцеловал ее.
Клеопатра Петровна знала очень хорошо, что такое филистер и бурш. Павел давно уж это ей растолковал.
Неведомов, Марьеновский, Замин и Петин пришли раньше Плавина.
– А мой важный господин еще нейдет, - говорил Павел с досадой в голосе.
– Да кто он такой, что он такое?
– спрашивали Вихрова все его приятели.
– Это один мой товарищ, про которого учитель математики говорил, что он должен идти по гримерской части, где сути-то нет, а одна только наружность, - и он эту наружность выработал в себе до последней степени совершенства.
– Comment vous portez-vous, [153] значит, - понимаю, - сказал, мотнув головой, Замин.
153
Как вы поживаете (франц.).
– Нет-с, хуже потому что те сразу выдают себя, что они пошляки; а эти господа сохраняют вид, что как будто бы что-то в себе и таят, тогда как внутри у них ничего нет.
– Но почему же вы думаете, что внутри у них ничего нет?
– спросил Павла Марьеновский.
– Потому что они никогда не высказывают ничего, а только согласие на все высокое и благородное проявляют.
– В Петербурге все молодые люди вообще очень сдержанны, - проговорил Марьеновский, обращаясь как бы ко всем.