Максимум внимания
Шрифт:
— Я, — говорит, — считаю так: в корне это положения не меняет. И обстановка рисуется мне следующая: Акимов, действительно, забивал гвоздь, а через несколько минут встретился с Потаповым, они подрались, и Акимов хватил его гирькой по шее.
Мария Федоровна — в спор.
— Беспочвенная, — говорит, — гипотеза.
— Ну, знаете... Вы два акта экспертизы читали?
— Читала. В первом акте сказано, что смерть последовала от кровоизлияния в мозг вследствие удара тупым предметом, возможно, гирькой. А во втором — о гирьке вообще ни
В пылу спора подбросили они мне одну занятную мысль. Что ж, думаю, недаром ведь говорят, что в спорах рождается истина.
Рассказал я им о своей идее, удивились оба. Пека плечами пожал, а Мария Федоровна спрашивает:
— Зачем?
— А затем, — говорю, — что не Акимов должен нам представлять доказательства своей правоты, а мы ему доказательства его вины.
Вижу я, что объяснение мое не очень ее устроило, но, думаю, пока нет смысла вдаваться в подробности. Действовать надо. Позвонил, куда следует, и попросил доставить к нам в прокуратуру Акимова в самом что ни на есть быстром темпе.
Привезли.
На этот раз первый поздоровался.
— Здравствуйте, — говорю. — Долго не задержу.
— Ничего, — отвечает. — Спешить мне некуда.
И улыбается грустно.
— Три, — говорю, — у меня вопроса. Первый: как стоял Потапов, когда вы его ударили? Точно вспомните.
— А чего вспоминать? Боком стоял. Правым боком ко мне. Второй раз меня хотел ударить, но промахнулся. Вот и повернулся правым боком.
— Второй вопрос: какой рукой вы его ударили?
— Левой.
— Точно помните?
— Слушайте, — говорит, — у кого пальцы на руке болели, у вас или у меня?
— Ясно. Третий вопрос: сразу Потапов упал или нет?
— Сразу...
Отвечает Акимов, и с каждым словом все тоскливей делается у него тон, все скучнее выражение лица. Ждал он, видимо, от нас чего-то нового, может быть надеялся, что разрешится все так или иначе, а ему — в который раз! — преподносят самые обычные вопросы о таких подробностях, которые помочь ему ничем вроде бы не могут. Спросят, запишут, а дальше что?..
Подожди, думаю, наберись терпения, Акимов. Все поставим на свои места.
— Придется, — говорю, — съездить вам с нами в одно место.
— Куда?
— Приедем — узнаете.
8
А поехали мы к нему домой.
Поднялись по знакомой мне лестнице на пятый этаж. Позвонили, вошли и предстали пред любознательными очами давешней соседки. Ахнула. И есть от чего — не успела одну новость пережить (следователь приезжал, гвозди из стенки зачем-то тянул), а тут вторая сенсация!
— Толенька! — говорит. — Здравствуй, милок! Домой вернулся?
— Домой, домой, — говорю. — Вот что, уважаемая, посидите-ка вы в своей комнате.
И не очень деликатно — что поделаешь? — оттеснил ее с занимаемых позиций. Хорошо еще, думаю, что Катя в это время на работе, не то совсем бы осложнилась обстановка.
Раскрыли мы дверь на
Говорю я Акимову:
— Покажите, в какой позе стоял Потапов.
Показал.
— А как ударили?
Показал.
— А как падал он?
Показал. И тут обнаружилось, что этот вялый на первый взгляд парень умеет действовать очень четко и быстро. Резкие у него оказались движения, экономные. Глядя на него, легко было представить себе, как также вот, не колеблясь, тащил он из студеной полыньи своего командира...
Короче, проделали мы то, что на языке юристов именуется следственным экспериментом. Засняли, что надо, запротоколировали и получили, таким образом, в свое распоряжение некоторый доказательственный материал. Обнаружили мы, в частности, что ударить Потапова правой рукой Акимов не мог (стена мешала). Потапов же при падении не имел возможности стукнуться о какой-нибудь выступ или дверную ручку. Что, собственно, и требовалось доказать.
Пишу я протокол, а Пека возле меня крутится и бурчит себе что-то под нос: никак не хочет признаться, что полетела его гипотеза в тартарары. Самолюбие ему, видите ли, не позволяет.
Выглянула из своей комнаты соседка.
— Уже можно? — спрашивает.
— Нельзя! — говорю.
Спряталась, но дверь до конца не закрыла: слушает. Да, думаю, любопытна ты, голубушка... В этот момент чувствую, как тронул меня кто-то за рукав. Обернулся я: Акимов.
— Разрешите, — говорит, — на одну минуточку в комнату зайти. Только на минуточку. Я знаю, где ключ.
Пока показывал он нам, как все было, спокойно держался, а тут разволновался. Дышит тяжело.
— Ладно, — говорю.
Открыли комнату. Встал он на пороге, огляделся и — повернулся круто.
— Поехали? — спрашивает.
Это он как бы со старой жизнью прощался.
Увезла Акимова машина, а мы с Марией Федоровной и Пекой пешочком по теневой стороне пошли в прокуратуру. Молча шли.
Добрались до моего кабинета, расселись. Почесал Пека подбородок, покосился на Марию Федоровну и помрачнел.
— Сдаюсь, — говорит.
— Приятно слышать, — отвечаю. — Выкладывай свои соображения, — товарищ Комаров.
— Чего проще, — говорит. — На гире отпечатки пальцев правой руки, а бил Акимов левой. Эксперимент это подтвердил. Но хотел бы я знать, чем же он Потапова ударил? Не кулаком же! В чем наша ошибка, Сергей Александрович?
— В том, — отвечаю, — что не там искали. И не то.
А про себя добавил: и не тем путем.
9
Легко, конечно, сказать: не там, не то, не тем путем. Однако, чтобы подойти к этому, нужно было столько протоколов исписать, что получай мы, к примеру, как репортеры гонорар за строчки, все трое на эти средства поехали бы отдыхать в Сочи, не дожидаясь путевок со скидкой от месткома.