Максимум внимания
Шрифт:
Судебномедицинский эксперт на поставленные Комаровым вопросы дал ответ, что «кровоизлияние под мягкую мозговую оболочку гражданина Потапова произошло от очень сильного удара в верхнюю часть шеи сзади каким-либо тупым твердым предметом». Предметом, а не кулаком.
Потом из допросов свидетелей выяснилось, что Потапов в свое время ухаживал за Катей и она будто бы даже собиралась выйти за него замуж, да раздумала — пристрастие Потапова к водочке ее отпугнуло. Отношения у них с Потаповым сохранялись довольно странные — Катя уже познакомилась с Акимовым, однако продолжала ходить с Потаповым в кино
В таком вот клубке и приходилось нам разбираться. А если ко всему прочему прибавить, что у Акимова изъяли пятисотграммовую латунную гирьку, то, объективно говоря, положение складывалось не в пользу Акимова.
Появился Пека.
— Разрешите, — говорит, — доложить, товарищ комбриг?.. Можете записать Акимова в кандидаты на долгую отсидку. Нашли отпечатки его пальцев на гире. Правая рука. Три пальца. Мамаша жены Акимова утверждает, что гирю использовали как пресс для бумаги и из комнаты не выносили. А нашли ее, как вы знаете, в его кармане... Что вы, товарищи, молчите?
А что скажешь? И так скверное положение у Акимова, а после пекиных новостей и совсем уж стало отвратительным. Как ни кинь, а косвенно подтверждалась версия о ссоре на почве ревности. Штришок за штришком ложились в ряд. Скрыл судимость. О прежних отношениях жены и покойного не мог не знать. Говорит, что ударил кулаком, а экспертиза утверждает, что ударил тупым предметом. Гирька вот нашлась совсем не там, где лежала в обычное время. Факты...
А в противовес им нет ничего. Или почти ничего... Приезжали ко мне товарищи его по цеху. Плохого не сказали, но и особенно хорошего тоже не принесли. Мало, говорят, его знаем, а так — парень спокойный, тихий. Водки в рот не берет, хотя во всем остальном человек компанейский... Соседи, так те определенно на стороне Акимова. В один голос твердят, что ни с кем он не ссорился; наоборот — помочь всегда всем был готов, и с Потаповым вроде бы уживался мирно.
Таков акимовский актив. Решил я запросить характеристику на него из части, где он служил, но уже когда писал запрос, подумал, что вряд ли прибавит он что-нибудь новое к делу.
Подошла ко мне Мария Федоровна, руку на плечо положила и тихонько спрашивает:
— Что, плохо? Плохо для Акимова, а? Скажите же, Сергей Саныч, миленький...
— Плохо, — говорю.
Отошла. Села бочком на стул, губы кусает.
— И все-таки, — говорит, — что-то здесь не то! Не было здесь ревности. Не в ней суть. Фактов у меня нет, но сердцем чувствую: если и лжет нам Акимов, то не в главном.
Что ж, думаю, примем во внимание и твое сердце. Хотя это и не аргумент, но вообще интуицию со счетов сбрасывать я не намерен. Ведь что такое — интуиция? Образно говоря — умение видеть второй план какого-нибудь явления. Не только оболочку, а сквозь нее — ядро. Именно — сквозь нее... А пока, думаю, допросим еще раз Акимова. В свете новых данных.
4
Привезли Акимова. И опять полезла мне в глаза латка эта на левом рукаве его пиджака. И хочу, да не могу не глядеть на нее. И, представьте, видится в аккуратненьких ее стежках какая-то едва уловимая связь с убежденностью добрейшей Марии Федоровны в отсутствии ревности и прочих отягчающих обстоятельств в поведении Акимова во
Отвел я, наконец, глаза от этой самой латки, и говорю, придав голосу строго служебную интонацию.
— Скажите, Акимов, чем вы ударили Потапова?
Поднял он на меня глаза, а в них и боль, и испуг, и усталость, и отчаяние, и надежда — черт знает какая гамма переживаний отражена.
— Кулаком, — отвечает.
— Точно помните, что кулаком?
— Точно...
— Подпишитесь, — говорю. — Кстати, зачем вы дома гирьку хранили?
Удивился.
— Гирьку?.. Ах, эту! Мы же ей, — говорит, — бумаги прижимали, на письменном столе...
— В комнате? — спрашиваю.
— Конечно. Она всегда там лежала. Еще до меня...
— Хорошо. Подпишитесь.
И смотрю на него в упор.
— А теперь, — говорю, — объясните: каким образом гирька эта... Вот она, посмотрите... Так вот, каким образом очутилась она после драки у вас в кармане, если лежала, по вашим словам, в комнате?
Пожал Акимов плечами.
— Не знаю... Хотя, постойте... Вот как было: я собрался на работу и вспомнил, что в коридоре полочка, на которой телефон стоит, отстает от стены. Я и прибил гвоздь этой гирькой... И в карман сунул, механически... Правильно... А потом с Потаповым встретился, и мы подрались... А что такое?
— Сейчас узнаете, — говорю. — А пока подпишитесь.
Чтоб не дать ему возможности потом ссылаться на неточности в протоколе, решил я с самого начала давать ему каждый его ответ на подпись.
— Дело, — говорю, — в том, что по заключению экспертизы убит Потапов не кулаком, а тупым предметом. Акт я вам дам для ознакомления. Кроме того, по странному совпадению, гирька в день убийства оказалась не на месте, и эксперты нашли на ней отпечатки ваших пальцев... Не перебивайте!.. При первом допросе вы ни слова не сказали о том, что забивали гирькой гвоздь. Даже о намерении таком не упомянули.
Медленно я все это сказал, и слежу за Акимовым, за лицом его. И вижу, как начинает прыгать у него нижняя губа. Заметно так прыгает. А на шее жилка бьется — часто, сильно. И почти реально увидел я вдруг, как бьется в мозгу Акимова лихорадочная мысль о том, что попался он. Вижу: пытается он справиться с собой, заставить себя успокоиться и — не может. Облизнул губы.
— Всё... — говорит.
— Что — всё?
— Мне, — говорит, — конец...
И смотрит куда-то поверх моего плеча.
— Так чем же, — спрашиваю, — вы ударили Потапова? Отвечайте, Акимов!
Рванулся. Со стула привстал.
— Кулаком! — кричит. — Жизнью вам клянусь, что я его кулаком ударил!.. Врет ваша экспертиза!.. Не хотел я его убивать... Он же меня в глаз ударил, а я его по шее. Ну, чем я вам докажу?!
Прокричал он это и сгорбился. Глаза закрыл. А крик его словно бы продолжает в воздухе висеть. Напряженный, злой крик. С отчаянием... Услышав такой, впору поверить, что не виноват человек... Так-то оно, думаю, так, но мне сейчас не крик твой нужен, а объяснение.