Малая земля
Шрифт:
— Отстань! Посмеялись и хватит!
И он оттолкнул Калюжного. Тот отлетел на несколько шагов.
— Силен парень! — с явным уважением заметил моряк и уже миролюбиво проговорил: — А ершистый!.. Надо понимать шутки, раз в морскую часть попал.
Новоприбывший стоял, широко расставив ноги, и поправлял на себе шинель. Он искоса глянул на Калюжного и усмехнулся:
— А я сам не против шуток, но смеяться над собой не позволю. Вздую, ежели что!
— Вздуешь? — переспросил Калюжный, широко открыв глаза.
— Вздую, —
— Вот за это ты мне нравишься, — неожиданно заключил Калюжный. — Пойдем-ка к старшине.
— Это зачем же? — недоуменно пожал плечами боец.
— По дороге расскажу.
Он взял солдата под руку, повел в развалины портовых зданий.
Последнюю неделю Калюжный скучал. Черт его дернул заболеть в то время, когда отряд майора Куникова готовился к десанту под Новороссийск. Списали в госпиталь, а когда оттуда вышел, отряд Куникова уже дрался под Новороссийском. Калюжного зачислили в морскую бригаду, которой командовал полковник Горпищенко.
Конечно, и в роте автоматчиков были отличные ребята, но душа рвалась туда, в куниковский отряд. Там были его старые друзья и лучший друг Миша Карницкий. Вместе с ним войну начали, дали клятву не разлучаться до смерти. Без Михаила Калюжному было одиноко: не с кем побалагурить, некому поведать свои думы, сердечные тайны. Может быть, это и было причиной того, что его потянуло к ершистому новичку.
По дороге Калюжный узнал, что фамилия новичка Степкин, звать Иваном, родом он из Рязанской области, до войны был столяром на мебельной фабрике, в армии с начала войны, служил в пехоте стрелком, был ранен и после излечения в госпитале попал в морскую пехоту.
— Так, значит, в десантных делах не разбираешься, — подвел итог своим расспросам Калюжный. — Это сразу видно! Салага ты, по-нашему. Ну, ничего, привыкнешь. Сегодня ночью будем десантом высаживаться около Новороссийска. А ты в шинели, да еще такой несуразной. Видел кого из наших в шинели?
— Да ведь холодно, — заметил Степкин.
Калюжный мельком взглянул на Степкина и рассмеялся.
— Холодно? Да в десанте семь потов прошибет, захочешь в одной тельняшке остаться. Да, кстати, тебе выдали ее?
Степкин расстегнул ворот гимнастерки и показал полосатую тельняшку. Калюжный одобрительно кивнул головой.
— Сейчас твою шинель на бушлат или ватную куртку обменим. Тогда настоящий вид будешь иметь.
Вечерело. Рота автоматчиков сидела в порту, дожидаясь погрузки. Рябоватый усатый лейтенант Малеев, хмурясь, подзывал к себе то одного, то другого командира взвода и что-то говорил им отрывистым голосом. Калюжный и Степкин молча глядели на командиров, на серое море, думая каждый свою думу. Калюжный нетерпеливо поглядывал на запад — скорее бы темнело, да в путь. Впереди встреча с друзьями. Как-то они там?
Степкин уже был
— Боюсь, укачает меня, — признался он Калюжному. — По мне, легче в самую жестокую атаку пойти, нежели болтаться в море.
— Не напускай на себя страху заранее, — проговорил назидательно Калюжный. — Море смелых любит.
Закурили из одного кисета. Затянувшись крепким махорочным дымом, Степкин внимательно посмотрел на Калюжного. Кто хоть раз видел Калюжного, тот надолго запоминал этого моряка. У него большой, с горбинкой нос, черные блестящие глаза, широкие скулы. Между носом и лбом резкая поперечная борозда, широкие брови, бронзовое от загара лицо. Силой и мужеством веет от этого человека.
— Послушай, — проговорил Степкин, осененный догадкой, — ты не тот самый Калюжный?
— Не тот, — поняв о ком говорит Степкин, ответил моряк. — Не дорос еще до того. Того Алексеем звали. Да ты откуда знаешь о нем?
— Стало быть, знаю.
— Это интересно! Что же знаешь?
Слегка обиженный снисходительным тоном товарища, Степкин решительно заявил:
— Перестань-ка считать меня салагой! Я уже в двух десантах участвовал. Правда, не в морских. Пороху понюхал! На моем счету как-никак десятка три гитлеровцев наберется.
— Ого! — удивился Калюжный, проникаясь уважением к товарищу.
— То-то и ого! Мне бы лишь за берег уцепиться, а там, на земле, я в привычной обстановке. Не зазря меня к вам причислили. А что касается шинели — так это интенданты снабдили такой, а я ни при чем.
— Не серчай, Ваня! — смягчился Калюжный. — У меня характер такой — подковыристый. Ежели что — сдачи давай. Ты вот о Калюжном заговорил. Это был человек! Дзот номер одиннадцать в Севастополе по-нашему, по-черноморски, дрался. Калюжный и его товарищи погибли, защищая родной город. Более двух суток семь моряков отбивали атаки батальона фашистов. По ним били несколько вражеских батарей, их бомбили десятки самолетов. А они до последнего дыхания дрались…
— Читал я об этом. Что и говорить — герои…
В это время раздалась давно ожидаемая команда:
— Становись!
Лейтенант медленно прошел вдоль шеренги автоматчиков. Около Калюжного он остановился.
— Ну как, скучаешь по своей канлодке? — спросил он.
— Что же скучать-то. Она на дне, а мне туда не хочется, — отшутился Калюжный. — Довоюю на суше.
Малеев спросил Степкина:
— Не страшно молодому десантнику?
Степкин покраснел, по его широкому лицу расплылась улыбка.
— Никак нет, товарищ лейтенант. Я клятву дал,