Маленькие милости
Шрифт:
– Навряд ли. Скорее это те, кто метит в банду. Впрочем, – Бобби на мгновение задумывается о Джордже Данбаре, – если Марти проявит личный интерес к делу, головная боль нам обеспечена.
У банды Батлера прикормлено немало копов – и в городе, и в штате. И даже если ты сам не из продажных, навряд ли захочешь переходить дорогу тем, кто продажен (или может оказаться таким – никогда не знаешь наверняка). Упорствуешь и все-таки выдвигаешь обвинения против Марти или одного из его парней – будь готов, что улики начнут вдруг куда-то исчезать, свидетели станут жаловаться на внезапную потерю памяти, а дело рассыплется прямо в суде. Полицейских, заваривших
Клэр, в отличие от остальных родственников Бобби, знает полицейское закулисье вдоль и поперек.
– Будь осторожен. Ничья жизнь не стоит твоей собственной, – говорит она, похлопывая брата по руке.
Бобби воевал – ладно, участвовал в «спецоперации» – в стране за девять тысяч миль отсюда, чтобы доказать обратное.
– И о Брендане подумай, – встревает Нэнси, которая всегда бьет по самому больному.
Брендан – это сын Бобби. Мальчику девять, он живет со своей матерью, а выходные проводит с отцом, пятью сумасшедшими, чересчур любвеобильными тетками и мягким, застенчивым дядюшкой Тимом. Бобби любит Брендана вопреки всем представлениям о любви, которые у него были до того, как сын появился на свет. Любит за пределами разумного. Любит больше, чем всех остальных людей, вещи и мечты – включая себя и своих родных, вместе взятых.
– Даже Марти Батлер, – говорит он сестре, – сто раз подумает, прежде чем убивать копа. А уж на ребенка копа он точно руку не поднимет. Если, конечно, планирует еще пожить. Как тебе такой бред только в голову пришел, Нэнс?
Сестра не любит признавать ошибки, поэтому переводит стрелки:
– Я, Майкл, не про физическую угрозу говорила, а о том, что тебя лишат работы и пенсии. Тогда ведь эта лживая корова, твоя бывшая, отберет у нас возможность проводить выходные с Бренданом!
– А Нэнс дело говорит, – замечает Дайана, и даже Бриджет согласно кивает.
Родня любит его сына почти так же, как и сам Бобби. Даже Тим, вечно окруженный облаком недовольства и поглощенный не пойми каким чтивом, на выходных становится гораздо жизнерадостнее. И не только потому, что Брендан – его единственный племянник. Просто более удивительного мальчика свет не видывал. Всего девять, а он уже рассудительный, зрелый, очень любознательный, дружелюбный и уморительно смешной. Он будто унаследовал от своих кровных родственников только самое лучшее, не переняв плохого. Пока что, во всяком случае.
Это все потому, говорят сестры, что Шеннон не воспитывает его в одиночку. Хотя, если начистоту, Шеннон – хорошая мать. Ужасная супруга и сомнительная дочь или сестра, но сына любит и посвящает себя его воспитанию с такой отдачей, с какой никогда не посвящала себя никому и ничему в жизни.
– Я не собираюсь терять ни работу, ни пенсию, ни своего малыша, – обещает Бобби сестрам.
– Не потеряешь, если не станешь связываться с Марти Батлером.
– Я коп. А он преступник.
– Преступник с большими связями, – напоминает Клэр.
На содержании у Марти Батлера не только рядовые полицейские. В этом списке определенно есть судьи, минимум один конгрессмен или сенатор от штата, а возможно – не точно, но слухи мрачные ходят – кто-то, а то и не один, из ФБР. Уж слишком многие потенциальные свидетели против Марти и его сообщников – причем, заметьте, из тех,
– Я в курсе, – заверяет Бобби. – На станцию Огги Уильямсона загнали подростки. Что бы там ни выяснилось, на преднамеренное и умышленное убийство не тянет. Максимум, что можно предъявить, – убийство по неосторожности. – Он устало зевает, прикрывая рот кулаком. – Ладно, девчонки, я на боковую.
Бобби опускает банку из-под пива в мусорное ведро, чмокает каждую из сестер в щеку и поднимается наверх.
Приняв душ, Бобби садится у окна и курит, глядя в ночь. Сестрам он сказал правду: едва ли подросткам, причастным к гибели Огги Уильямсона, грозит серьезное наказание. Именно эта мысль, судя по всему, и стала причиной накатившей на него усталости.
Он присутствовал, когда Реджинальд и Каллиопа Уильямсон опознавали сына в морге. Они не плакали, не причитали, просто смотрели на лежащего на металлическом столе, и каждый коснулся его руки – Реджинальд левой, Каллиопа правой, – а потом щеки. Не отнимая ладони от лица Огги, его отец сказал: «Люблю тебя, сын», а мать сказала: «Ты всегда будешь с нами».
Бобби не раз присутствовал при опознании тела ребенка родителями и уже давно перестал что-либо чувствовать. Однако воспоминание о том, как Уильямсоны смотрели на своего сына, как гладили его по рукам и по лицу, словно отдавая ему часть своего тепла для пути на ту сторону, не покидало Бобби остаток дня.
Если б четверо чернокожих ребят загнали под поезд белого, им грозило бы пожизненное. Может быть, после апелляции им скостили бы срок лет до двадцати (и то в лучшем случае). Однако подросткам, загнавшим под поезд Огги Уильямсона, точно светит не больше пяти. И то навряд ли.
Порой эта несправедливость нагоняет ощущение полнейшей безысходности.
Докурив сигарету, Бобби заползает в постель.
Перед закрытыми глазами вновь проносится образ того, как Реджинальд и Каллиопа медленно проводят ладонями по обнаженным рукам мертвого сына. Не так ты себе обычно представляешь, что будет через двадцать лет после того, как впервые поменяешь своему ребенку подгузник и поможешь срыгнуть…
На счету Бобби двое убитых. Оба не старше восемнадцати, а одному, наверное, вообще было лет пятнадцать-шестнадцать. Возможности узнать точно Бобби не имел. Обоих он убил во Вьетнаме, в один день, когда вырубал заросли вокруг базы. Парнишки-вьетконговцы прятались в кустах – собирали там фураж. А Дядюшка Сэм отправил Бобби и его взвод вместе с союзниками из Южного Вьетнама отравить по самое не балуйся всю местность вокруг базы. Для этого им выдали ручные разбрызгиватели и грузовики с брандспойтами. Дальше к югу для опрыскивания ядохимикатами использовали вертолеты. А скоро, ходили слухи, командование планировало метать говно с самолетов.
Мальчишки – тощие коротыши с квадратными головами, вооруженные винтовкой и мачете длиннее их самих, – прятались в засаде по обеим сторонам дороги. Они выскочили на Бобби, словно была не была: либо они его, либо всё, конец. Так, в общем-то, и произошло. Одного Бобби убил выстрелом из М14 в лицо; второй, который с мачете, повалил Бобби, но даже не подумал замахнуться, пока противник не оказался на земле. Бобби упер ствол автомата парню в живот и дважды выстрелил. Он смотрел парнишке в глаза, пока того разрывали пули, а потом еще несколько секунд после этого, и думал: «И почему ты сразу не рубанул меня мачете?»