Маленькие приключения

Гамсун Кнут

— Моя лекція касается изящной литературы, — возразилъ я. — Такъ-сказать, искусства духовнаго.

— Плевать мн на это! — сказалъ онъ и продолжалъ безцеремонно:

— Другое дло, если бы вы согласились поступить ко мн на службу. Мн нуженъ человкъ, чтобы называть по именамъ животныхъ, я хотлъ бы взять не здшняго, чтобы его не знали. Выходитъ такой, кого знаютъ, — публика кричитъ: «А, это Петерсенъ! Что онъ тамъ понимаетъ въ тропическихъ животныхъ!»

Молча, съ презрніемъ, я повернулся къ нему спиной. Отвчать я считалъ ниже

своего достоинства.

— Подумайте о томъ, что я говорю, — сказалъ господинъ директоръ. — Подумайте объ этомъ. Я плачу по пяти кронъ за вечеръ.

Тогда, не говоря ни слова, я всталъ со стула и вышелъ изъ комнаты. Я находилъ, что это единственное, что мн оставалось сдлать.

Очевидно, господинъ директоръ боится конкуренціи, я соберу всю публику Драммена; онъ хотлъ вступитъ со мной въ сдлку, подкупить меня. Никогда! сказалъ я себ; никогда не заставятъ меня измнитъ моимъ духовнымъ стремленіямъ! Мой духъ возвышенъ.

* * *

Прошелъ день, наступилъ вечеръ. Я тщательно вычистилъ платье, надлъ чистую сорочку и отправился въ павильонъ. Было шесть часовъ. Я очень добросовстно изучилъ свою лекцію, голова моя была полна высокихъ и прекрасныхъ словъ, которыя и готовился произносить; въ душ я переживалъ уже блестящій успхъ, можетъ-бытъ даже застучитъ телеграфъ — сообщитъ о моей побд.

Шелъ дождь. Погода была не совсмъ благопріятна, но публику, интересующуюся литературой, не задержитъ какой-то тамъ дождь. На улиц мн встрчались прохожіе, пара за парой, по-двое подъ однимъ зонтомъ. Правда, меня удивляло, что они шли по тому направленію, куда я, — не къ павильону въ парк. Куда же это они, однако? Ну да это низшіе слои населенія — чернь, это они въ рабочій союзъ къ обезьянамъ.

Кассиръ былъ на своемъ посту.

— Есть тамъ уже кто-нибудь? — спросилъ я.

— Нтъ еще, — отвчалъ онъ. — Но до начала еще добрыхъ полчаса.

Я прошелъ въ залъ, — громадное помщеніе, гд мои шаги отдавались, какъ лошадиный топотъ. Боже милостивый, если бы теперь все тутъ было сплошь заполнено, ряды головъ — мужчины, дамы, ждутъ только лектора! Ни души!

Я ждалъ долгіе полчаса: никого.

Я вышелъ къ кассиру и спросилъ его мнніе. Онъ отвтилъ уклончиво, однако, ободрялъ меня. Погода сегодня вечеромъ неблагопріятна для лекціи; въ такой сильный дождь никто не выйдетъ изъ дому.

— Впрочемъ, — сказалъ онъ, — на многихъ можно разсчитывать и теперь еще, въ послднія минуты.

И мы ждали.

Наконецъ, пришелъ одинъ человкъ — промокшій, второпяхъ; онъ взялъ билетъ за полкроны и прошелъ въ зал.

— Теперь только они начинаютъ собираться, — сказалъ кассиръ и покачалъ головой. — Проклятая привычка у людей — всмъ сразу являться въ послдній моментъ.

Мы ждали. Никого больше. Наконецъ, единственный мой слушатель вышелъ изъ залы и сказалъ:

— Собачья погода!..

Это былъ адвокатъ Карлсенъ. Я сгорлъ отъ стыда. Лучше бы мн провалиться сквозь

землю.

— Боюсь, сегодня никто не придетъ, — сказалъ онъ:- льетъ, какъ изъ ведра. — Онъ замтилъ, до чего я упалъ духомъ, и прибавилъ:

— Да, я смотрлъ на барометръ, онъ упалъ ужъ очень сильно! Поэтому я и совтовалъ вамъ не читать.

Кассиръ все еще подбодрялъ меня:

— Подождемъ еще полчаса, — говорилъ онъ, — неужели же не подойдетъ еще двадцать-тридцать человкъ?

— Думаю — нтъ, — сказалъ адвокатъ и надлъ свое непромокаемое пальто. — При этомъ, — прибавилъ онъ, обращаясь ко мн,- вы, конечно, не выручите даже за помщеніе.

Онъ взялъ шляпу, поклонился и вышелъ.

Мы съ кассиромъ прождали еще полчаса, толковали о положеніи длъ. Положеніе было безнадежно, я былъ уничтоженъ. Кром того, адвокатъ ядовито оставилъ свою полукрону, которую долженъ былъ бы взять.

Я хотлъ догнать его и отдать деньги, но кассиръ удержалъ меня.

— Тогда уже я возьму эти полкроны, — сказалъ онъ. — вамъ останется доплатить тоже половину.

Но я далъ ему еще крону. Онъ добросовстно оставался на своемъ посту, и я желалъ выказать ему свою признательность. Онъ поблагодарилъ отъ чистаго сердца и на прощанье протянулъ руку.

Какъ избитый, шелъ я домой. Разочарованіе и стыдъ угнетали меня, я безцльно бродилъ по улицамъ — мн было все равно, гд я. Ужасне всего было то, что мн не на что было вернуться въ Христіанію.

Дождь все еще лилъ.

Я подошелъ къ огромному дому; съ улицы увидлъ я освщенную кассу, гд продавали билеты. Это былъ рабочій союзъ, время отъ времени подходилъ кто-нибудь изъ запоздавшихъ, бралъ билетъ у оконца кассы и исчезалъ за большими дверями въ залъ. Я спросилъ кассира, много ли тамъ народу. Почти вс билеты проданы.

Подлый директоръ разбилъ меня наголову.

Тогда я пробрался назадъ въ свой подвалъ. Я ничего не лъ и не пилъ; молча легъ спать.

Ночью постучали ко мн въ дверь и вошелъ какой-то человкъ. Въ рук у него была свчка. Это былъ господинъ директоръ.

— Ну, какъ ваша лекція? — спросилъ онъ.

Въ другое время я выбросилъ бы его за дверь, но сейчасъ былъ слишкомъ пораженъ его безцеремонностью, и отвтилъ, что отмнилъ лекцію.

Онъ посмивается. Я объясняю:

— Въ такую погоду невозможно читать объ изящной литератур. Онъ самъ долженъ бы понятъ!

Онъ всё посмивался.

— Если бы бы только знали, какъ адски упалъ барометръ, — сказалъ я.

— У меня вс билеты распроданы, — возразилъ онъ. Но больше не смялся; даже извинился, что побезпокоилъ меня: онъ пришелъ съ предложеніемъ.

Предложеніе его было довольно страннаго свойства: онъ снова приглашалъ меня давать объясненія передъ публикой.

Я былъ глубоко уязвленъ, и самымъ ршительнымъ образомъ просилъ его оставитъ меня въ поко: мн хочется спать.

Вмсто того, чтобы уйти, онъ слъ по свчой въ рук ко мн на кровать.