Марево
Шрифт:
— Подемте.
Погода стояла сырая, ночь темная; бывшіе товарищи прижались каждый въ свой уголъ и коляска покатилась.
— А вдь эта Юленька очень не дурна, сказалъ графъ
— Да, глупа только больно.
— Это-то и хорошо; залежь, новинка; что посешь, то и выростетъ.
— Пожалуй чертополохъ выростетъ…
— И то добре, нехотя отвтилъ Бронскій.
Русановъ сталъ закуривать папироску и освтилъ лицо графа. Брови сдвинуты, губы стиснуты, глаза глядятъ жестко.
— Вы все такой же, Владиславъ! Вотъ вы опять утонули въ мечтахъ;
— А вы свои приложили?
— Да, помните, какъ мы, разставаясь на станціи, пили ваше вступленіе въ жизнь? Съ завтрашняго дня я столоначальникъ гражданской палаты.
— Съ чмъ васъ и поздравляю, сказалъ графъ, отодвигаясь. Русановъ расхохотался. — А дорого вы заплатили за это мстечко? прибавилъ Бронскій.
— Мн его далъ Доминовъ.
— Протекція, понимаю. Ну вамъ не поздоровится съ такимъ начальникомъ!
— Это отчего?
— Да такъ, видна птица по полету. Онъ, должно-быть, изъ нашихъ.
— Нтъ, Бронскій, давайте намъ побольше такихъ нашихъ.
— Да вы разсмотрли чмъ у него шарфъ заколотъ? Какъ вы думаете, что значитъ этотъ золотой топорикъ?
— Ахъ, Бронскій, Бронскій!
— Ахъ, Русановъ! Русановъ!
У околицы хуторка товарищи разстались. Графъ веллъ кучеру не щадить лошадей и скоро остановился у подъзда великолпнаго замка. Онъ проворно выскочилъ изъ экипажа и взбжалъ по чугунной лстниц.
— Если отецъ спроситъ, сказалъ онъ встртившему его лакею:- я легъ спать.
Въ кабинет у затопленнаго камина сидлъ человкъ въ дорожномъ плать. На полу валялись плащъ, войлочная шляпа и сдло. Рдкіе длинные волосы съ серебристыми нитями сдинъ на вискахъ, пыльное, помятое лицо и густая борода странно противорчили блестящимъ чернымъ глазамъ и почти пвучему голосу. Подъ вками рзко выступали отеки, широкія морщины прорзывали лобъ, но все лицо имло въ себ что-то привлекательное. Такъ и хотлось сказать, взглянувъ на него: "Ухъ, брать! да какъ же ты здорово покутилъ на своемъ вку! Ну да быль молодцу не укоръ: не дешево оно и досталось теб сердечному."
Онъ приподнялся было на встрчу графу, но тотчасъ опустился опять и только протянулъ руку.
— Я совсмъ разбить, сказалъ онъ:- такая варварская дорога!
— Какъ вы провезли такую кучу, спрашивалъ Бронскій, разбирая на стол бумаги.
Тотъ указалъ на распоронное сдло, протянулъ ноги на ршетку догоравшаго камина и впалъ въ какую-то истому, тупо глядя на красненькіе и синенькіе огоньки, перебгавшіе по головешкамъ.
Графъ снялъ со стны географическую карту, углубился въ бумаги, чертя карандашемъ, справляясь съ картою и ворочая листы.
— Чудная сторона, Леонъ, сказалъ графъ, отрываясь отъ занятій:- и все это наша земля…
— Пожалуй, что и наша; я по крайней мр знаю здсь каждый кустикъ.
— Вы разв здсь бывали?
— Я здсь родился. Было время весь этотъ край на два дня зды собирался подъ бунчуки моего пращура. Много воды утекло съ тхъ воръ. Пращуръ мой захохоталъ бы и плюнулъ, глядя на щедушнаго потомка. А что въ свт длается?
—
— Хорошо у васъ, графъ, говорилъ Леонъ, съ наслажденіемъ потягиваясь въ кресл: — давно я не бывалъ въ такомъ пріют… Вспоминаются дтскіе года. Мн и въ голову не приходило тогда, что зачастую придется ночевать то въ грязной корчм, то въ пустой риг, а то и въ степи подъ дождемъ.
— Однако вы вдаетесь въ элегію, а тутъ вотъ новости поинтереснй: работы предстоитъ порядочно…
— Хорошо вамъ и работать-то!
Часовая стрлка показывала уже четыре по полуночи. Леонъ спалъ, тяжело дыша и вздрагивая во сн; а графъ все сидлъ за бумагами; онъ налилъ себ стаканъ вина, оставшагося отъ ужина, и опять углубился въ свои занятія.
V. Нежданный гость
Грицько, краснощекій парень, никогда не звалъ что за штука сапоги; ходилъ онъ въ цвтной жилетк съ мдными пуговками поверхъ блыхъ портъ и рубахи. Онъ отличался самымъ невозмутимымъ спокойствіемъ: лицо всегда гладко, какъ только что выстроганная доска; сообразить что-нибудь для него было труднй всякаго дда. Напримръ: у Горобцевъ было заведено, чтобы дрова лежали въ сняхъ, вотъ и говоритъ Анна Михайловна: "Принеси дровъ…" — "Дровъ?" — "Да, дровъ…" — "Изъ сней?" — "Изъ сней"- "Заразъ", тянетъ Грицько, точно родитъ свое слово. Ему, какъ и панночк, очень пріятны были т дни, которые Горобцы проводили въ город: онъ могъ спать сколько угодно.
"Отъ коли-бъ ще и вченья не було," думалъ онъ, додая остатки панночкина обда. Однако длать нечего: собралъ онъ свои книги, и вышедъ на крыльцо.
— Эге, се жъ вы и пріихали! сказалъ онъ, увидавъ Русанова.
— А гд панночка? спрашивалъ тотъ.
— У школ, дтей учатъ.
— А у васъ есть школа? Гд жь она?
— А озь де.
Русановъ пошелъ за нимъ въ садъ и невольно залюбовался. На порог старой, полуразвалившейся бесдки сидла Инна съ аспидною доской на колняхъ. Вокругъ нея крестьянскіе ребятишки въ рубашонкахъ, въ плахтахъ, иной въ отцовскихъ чоботахъ, кто стоя, кто сидя на трав, вс съ дешевыми букварями Золотова. Одинъ мальчуганъ, лежа на брюх, старательно выводилъ грифелемъ оники, при чемъ помогалъ себ языкомъ, высовывая его на сторону. Передъ панночкой стояла двочка лтъ десяти, и опершись одною рукою на голову тутъ же засдавшаго Лары, повторяла склады: "кри-ни-ця", "кре-са-ло", "ка-га-нець" писанные на доск.
— Вотъ совершенно своеобразная школа, сказалъ Русановъ, подходя.
— Надюсь не то что ваша воскресныя, гд учителя на вы съ учениками! За то какъ они у меня читаютъ! Ты лнтяй, обратилась Инна къ Грицько, — вчно къ самому началу поспетъ! Ну, армія въ походъ, веселй, сказала она, одляя дтей вишнями:- завтра хорошенько уроки готовить.
Армія не ударила лицомъ въ грязь, и выступила въ разсыпную съ пснями, криками, какъ было приказано. Лара кинулся со всхъ ногъ въ догонки.
— Что жь васъ вчера не было?