Марья-царевна из Детской Областной
Шрифт:
Орлова подозревала, что пострадавшего придется искать долго и нудно — идти на кухню, разыскивать, кто там вчера еду разносил, объяснять, что нужен конкретный ребенок…
Кощей решил эту проблему проще:
— Болеслав Предрагович!
По полу скользнула легкая тень, и Маша вздрогнула, когда от нее послышался мягкий голос дворского:
— Звал, мой царь?
— Как зовут мальчишку — помощника стольника, которого вчера добудиться не могли?
— Сей миг выясню, — мурлыкнула тень. Растаяла зыбким маревом, для того,
— Вук, Жданов сын, мой царь. Из суседок он. Живет с родичами в Неревском конце Навьгорода, на Розважи улице, пятый двор.
— Можешь быть свободен, — кивнул царь. Повернулся к Маше: — Идешь, царевна?
— Да куда ж я денусь с подводной лодки?
Если Кощей и не понял, о чем сейчас говорит невеста, виду он не подал. Наверное, надоело спрашивать.
Ниян смотрел на Огненного Змея пустыми глазницами, скалясь истлевшим ртом:
— Какая встреча, советник! Каким ветром сюда занесло?
— Ты обманул меня! — выкрикнул мужчина. Голос дрожал и срывался, а перед глазами от бешенства стоял багряный туман.
— О чем речь, советник? — голос правителя царства мертвых был сладок и медоточив.
— О чем?! — хриплое шипение. — О сговоре нашем! Ты клялся мне Пеклом, что зла для Нави в нем нет и не будет! Именем Чернобога божился, что вся польза Пекельного царства лишь в нескольких пробоинах в охранной стене! Что лишь для свежего воздуха это нужно!
— А, — ласково протянул Ниян. — Ты о своем предательстве баешь?
— Ах ты ж… — советник рванулся вперед, метя огненным всполохом туда, где у истлевшего мертвеца когда-то было сердце…
Он не достал самую малость. Пламя обессиленной вспышкой истаяло в пяди от груди Нияна — слишком много сил отнимало пребывание в Пекле — а на самого Огненного Змея накинулись слуги правителя Пекельного царства повалили на пол, заставили встать на колени.
Мужчина рванулся, выламывая руки из суставов, пытаясь послать огненный всплеск вперед, метя в ненавистное, истлевшее лицо, но холодные руки умертвий, заложных покойников, умрунов держали крепко, гасили жаркое живое пламя…
Из-за трона Нияна выскользнула легкая тень. Ния в алых одеяниях мягко шагнула к коленопреклоненному змею, нежно погладила его по левой щеке…
Прикосновения восковых ледяных пальцев обжигали пламенем. Мужчина дернулся в сторону, пытаясь уйти от болезненной ласки, но там, где пальцы Живьей дочки касались кожи — бережно установленная личина сползала, обнажая с каждым мигом все увеличивающуюся на лице у Огненного Змея гниль…
Ния склонилась к мужчине. На восковой маске лица застыла мягкая улыбка. Пожелтевшие губы шевельнулись, кожа пошла трещинами:
— Ах, советник — советник… Что ж ты так яришься? — уветливо мурлыкнула она.
— Вы обманули меня! Оба — обманули! — ненавидяще выдохнул он. — Вы клялись, что это не затронет Навье царство,
Она чуть слышно рассмеялась:
— Какая тебе в том печаль, советник? — пальцы бережно касались его истлевшей плоти, причиняя новую боль, пускающую крошечные молнии к самому сердцу.
К тем мукам, что уже пять лет вгрызались в голову, Змей привык, свыкся, сжился с ними, но эти, новые прикосновения, подобные укусам ядовитых змей, заставляли сжимать зубы, чтоб не закричать…
— Вы обещали! — прошипел — простонал он
— Какое тебе дело до Нави, советник, — нежно шепнула она. — Ты уже — наш…
— Врешь! — бешено выдохнул он. — Навьи люди умирают навечно. Ни Пекло, ни Ирий нам не грозят!
— Уверен, советник? — хихикнула она. Мелкие трещинки, искажавшие застывшую маску лица, осыпались трухою. — А кого ж ты вернуть тогда стремишься? Ради кого душу на кон поставил?
Ядовитые аспиды боли, пущенные ее прикосновениями доползли до груди, впились острыми зубами в сердце…
По короткому жесту повелительницы Пекла от стены шагнула закутанная в серые ткани фигура, протянула небольшой ларец, откинула крышку.
Тонкие пальцы Нии извлекли из глубин шкатулки тонкую плетенку. Закачались перед глазами шитые пуговицами розетки, пустил искры колотый бисер, мелькнули между пальцами алые, золотые и лазоревые нити.
Сердце пропустило удар. В памяти, как наяву всплыло смеющееся лицо. Пальцы, плетущие украшение. Стук рассыпавшегося бисера. Гневный оклик:
— Что ты натворил?! Я же к сроку не успею!..
— Ну и леший с нею!.. — и вкус ее губ — горький и сладкий одновременно…
Ния медленно повесила длинное ожерелье — грибатку на шею пленнику, ласково погладила его по груди:
— Твоя последняя награда, советник. Царь Ниян держит свое слово, — женщина отступила на шаг, а с черного трона послышался злой, каркающий голос:
— К Злодию в пещеру его! Уж ее-то стены не пробьет!
Если Маше не изменяли склероз, маразм и амнезия, суседко — это кто-то вроде домового. Чем он там от классического отличался, Кощеева невеста не знала. Впрочем, это ведь не важно? Главное, чтоб лекарства на местных пациентов как полагалось действовали.
Хозяева встречали важных гостей у самых ворот. Приняли с поклонами, проводили к накрытому столу.
Маша поняла, что сейчас все закончится таким же пшиком, что и у Соловья. Сперва часик за столом посидят, потом — несколькими словами перекинутся, а Маша даже ничего и сделать-то не сможет!
Пора было брать дело в свои руки.
— А где Вук?
Родители — невысокие и все такие квадратные люди (у Маши даже язык не повернулся бы их гиперстениками назвать — слишком уж они были одинаковы и в высоту, и в ширину) — переглянулись — Орлова тут как-то напряглась — и женщина — круглолица, румяная — улыбнулась: