Масонская касса
Шрифт:
Все было в полном порядке. «Приснится же такая ерунда!» — подумал Скориков и опять посмотрел на часы. Граница была уже недалеко.
На самом деле никакого совместного распития спиртных напитков, задушевных бесед, рукопожатий и прочего братания с потенциальным противником на аэродроме не было и в помине. Действуя в строгом соответствии с инструкцией, Скориков назвал американцу полученный час назад по засекреченной телефонной линии прямиком из Москвы пароль, после чего американец коротко кивнул головой, козырнул на свой американский манер, повернулся на каблуках и удалился в сторону самолета. Он так и не проронил ни слова; знаков различия на нем не было никаких, и Скориков понятия не имел, откуда у него взялась уверенность, что этот тип — тоже полковник. Наверное, вид у него был такой — недостаточно
Головной бронетранспортер вдруг замедлил ход. Сидевший за рулем непривычно молчаливый Габуния переключился на нейтральную передачу и начал аккуратно притормаживать. Вытянув шею и почти прижавшись щекой к оконному стеклу, Скориков посмотрел вперед и увидел на правой обочине какое-то частично заслоненное кормой бронетранспортера сооружение из бетонных блоков, шифера, брезента и мешков с песком. Эта, с позволения сказать, архитектура была ему знакома до боли, и он понял, что видит, даже раньше, чем Габуния с досадой произнес:
— Блокпост. Откуда они тут взялись, слушай? Этот блокпост уже полгода как закрыли! С ума они, что ли, посходили, э?..
Колонна остановилась. Скориков увидел человека в камуфляже, бронежилете и каске, который шагал к ним от блокпоста, придерживая локтем висящий на плече автомат и решительно разбрызгивая ботинками талую снежную кашицу. Полковнику показалось, что он различает на нарукавной эмблеме знакомые цвета российского триколора, но он не был в этом уверен.
Габуния длинно и прочувствованно выругался по-грузински и открыл дверь со своей стороны кабины.
— Пойдем, дорогой, — сказал он. — Надо выяснить, что это за чертовщина.
Спорить было бесполезно, да и не о чем. Налицо была непредвиденная, не предусмотренная планом ситуация, на случай которой все они — и Скориков, и Габуния, и два бронетранспортера, и вся прочая вооруженная братия — тут и находились. Им был твердо обещан зеленый коридор, по которому колонна пойдет без единой остановки. В свете этого обещания данный инцидент мог означать что угодно: от кардинального изменения начальственных замыслов, о котором никто не потрудился проинформировать Скорикова, до банальной засады.
Перед тем как выйти из машины, полковник на всякий случай вынул из кобуры пистолет, поставил его на боевой взвод и переложил в болтавшийся на боку офицерский планшет. Пока он этим занимался, темпераментный Габуния уже успел сцепиться с начальником блокпоста, и, когда Скориков распахнул дверцу, оба почти бегом проскочили мимо, ругаясь на чем свет стоит. Скориков давно заметил, что у Ираклия Самсоновича выработана своя собственная, присущая только ему манера поведения в сложных ситуациях. Глядя на него и в особенности слушая его в данный момент, в нем было просто невозможно заподозрить полковника госбезопасности. Когда полковник Габуния, как сейчас, орал, таращил глаза и размахивал руками, как ветряная мельница, он больше смахивал на майора-тыловика, которому не дают вывезти с территории воинской части полтонны ворованных солдатских портянок или, скажем, ящик вонючего хозяйственного мыла. При этом на самом-то деле полковник Габуния сохранял полнейшее хладнокровие и рассудительность, о чем его собеседники, как правило, даже не догадывались. Он просто принимал образ темпераментного крикуна-кавказца, как некоторые, по-настоящему опытные дипломаты прячут не подлежащую огласке информацию за потоками пустой светской болтовни.
— Ты что, дорогой, технику не видишь? — орал он на начальника блокпоста, который при ближайшем рассмотрении оказался лейтенантом. Лейтенантишка был совсем зеленый, чуть ли не прямо с училищной скамьи, с румянцем во всю щеку и со светлым пушком на верхней губе. — Эмблемы на броне не видишь, нет?!
— Эмблемы каждый может нарисовать, — угрюмо возражал лейтенант.
Скориков поморщился. С одной стороны, то, что их остановил вот этот сопляк, у которого молоко на губах не обсохло, было хорошо и даже
— Э, нарисовать! — громко, на все горы, разорялся полковник Габуния. — Я тебе кто — Левитан? Айвазовский?
— Не знаю я, кто вы, — все так же угрюмо и непреклонно отвечал ему лейтенант. — Документы ваши увижу — буду знать. А так… Может, вы бандиты!
— Кто бандиты? Я бандиты? Я полковник госбезопасности Грузии!
— Вот я и говорю, — сказал лейтенант, и Ираклий Самсонович замер с открытым ртом, словно не мог поверить собственным ушам.
Скориков отметил про себя, что лейтенанта прикрывает парочка солдат — не столько, впрочем, прикрывает, сколько развлекается, наслаждаясь скандалом. Его собственное воинство, слава богу, не показывало носа из грузовика, хотя полковник не сомневался, что из кузова «Урала» за ними ведется пристальное наблюдение. Людей у него было немного, но это была элита.
— В чем дело, лейтенант? — начальственным тоном осведомился он, воспользовавшись тем, что Габуния умолк. — Почему не пропускаете колонну? Вы мешаете проведению совместной антитеррористической операции!
— Вы старший? — спросил у него лейтенант.
Голос его звучал строго и официально, но уши пылали, а щеки приобрели странную, пятнистую красно-белую расцветку, напоминавшую, впрочем, не столько шляпку мухомора, сколько шкуру раздраженного осьминога.
— Да уж не ты, — решив усилить моральное давление и оттого перейдя на снисходительно-пренебрежительное «ты», ответил полковник.
— Я должен проверить ваши документы и осмотреть груз, — заявил этот сопляк.
Габуния за его спиной весело задрал густые черные брови, да и Скориков с некоторым трудом удержался от едкого комментария по этому поводу. Осмотреть груз! Они, два полковника госбезопасности, сами понятия не имеют, что там, в этих фурах, под брезентом, а этот сопляк, видите ли, намерен устроить им таможенный досмотр!
Скориков мгновенно оценил ситуацию. Да тут, собственно, и так было все ясно. Лейтенант, что называется, заелся и, кажется, твердо вознамерился любой ценой выполнить задуманное, то есть проверить документы, осмотреть груз и во всех подробностях выяснить, что это за колонна, что она везет, а также куда и зачем направляется. Это было скверно, но не смертельно; во всяком случае, лучше было принести в жертву малую толику секретности, чем с боем прорываться через полстраны. Да не какой-то страны, не чужой, а своей же — России, которой полковник Скориков служил верой и правдой, когда не было других, более важных дел.
— Ну что же, — сказал он добродушно, — должен так должен. Я же понимаю — служба! А служба требует порядка… Отойдем-ка на пару шагов.
Лейтенант подчинился, сделав это с видимой неохотой. Отведя его на обочину, Скориков вынул из кармана и предъявил ему свои документы. Удостоверение полковника ФСБ произвело на лейтенанта определенное впечатление: он подтянулся, перестал выпячивать челюсть, как морской окунь, и лицо его приобрело нормальную окраску. Затем Скориков полез в планшет (пальцы коснулись холодного железа, которое, кажется, было уже ни к чему) и вынул оттуда сопроводительную бумагу на груз. Бумага, предназначенная для предъявления ментам из ГИБДД на российских трассах, была выправлена по всей форме, но этого чудака, который собственной грудью заслонял на этом перевале дорогу всякой сволочи, что так и норовила махнуть через границу на нашу территорию, она, естественно, полностью удовлетворить не могла.