Масонская касса
Шрифт:
Вот так — не больше и не меньше. С одной стороны, не расслабляйся и держи ухо востро, поскольку за исход операции отвечаешь головой. А с другой — ни во что не суйся. Хорошенькое дело! И при этом абхазы еще имеют наглость быть чем-то недовольными. Знают они, заметим в скобках, ровно столько же, сколько и полковник Скориков (без пяти минут генерал, напомнил он себе, но это напоминание, как ни странно, ничуть его не воодушевило), но при этом, ничего не зная, ни за что и не отвечают. Как, впрочем, и Ираклий. Ему-то что? Почему бы не обеспечить безопасность груза там, где на него заведомо никто не покусится? Это ведь не ему, а полковнику Скорикову предстоит
Впрочем, по поводу Кодорского ущелья и Чечни генерал Прохоров тоже высказался вполне определенно — в том смысле, что немытых воинов ислама взяли на короткий поводок. Но при этом он, опять же, не скрывал (а если б даже и скрывал, так не надо быть семи пядей во лбу, чтобы об этом догадаться), что на короткий поводок взяли только тех, кого смогли, до кого сумели дотянуться. И что в итоге? В итоге — шесть двадцатитонных фур на горной дороге, два бронетранспортера и два грузовика с солдатами в качестве сопровождения плюс командирский «уазик», в котором, как явствует из его названия, поедут отцы-командиры. А кругом — горы, в которых полным-полно всякой швали. И вся эта шваль, что характерно, вооружена до зубов…
А с другой стороны, генеральство в тридцать восемь лет просто так, за здорово живешь, само собой на голову не свалится. Иначе говоря, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Главное, что риск этот оправданный, потому что генерал Прохоров, Павел Петрович, — это такой мужик, что сказал — как отрезал. Сказал, что будешь генералом, — значит, непременно будешь, если сделаешь все как надо и ухитришься при этом уцелеть. А насчет того, что произойдет в случае неудачи, Павел Петрович ничего говорить не стал, потому что тут и так все ясно. Разжалование? Увольнение? Как бы не так! Волком будешь выть, в ногах валяться, умоляя, чтоб сжалились, пристрелили…
Над головой опять с диким, победоносным ревом прошли американские истребители-бомбардировщики. Под погрузкой стояла уже последняя фура, но солдаты на аппарели двигались все с той же автоматической, запрограммированной четкостью и быстротой.
Потом на сцене возник еще один персонаж, и Скориков понял, что время пришло. Высокий, сухощавый, дочерна обгоревший под солнцем древнего Междуречья, одетый и вооруженный точно так же, как солдаты, но явно не солдат и даже не младший офицер, он не занимался разгрузкой и не стоял на одном колене с автоматом наперевес, оберегая самолет и груз от всех мыслимых опасностей, а спокойно и неторопливо шагал по мокрому бетону в сторону «уазика». Пройдя примерно половину расстояния, он остановился, выжидающе поглядывая на машину.
— Твой выход, Миша, — сказал Габуния, который тоже все понял. — Иди, дорогой, видишь, человек ждет.
Полковник Скориков подавил недовольный вздох и выбрался из относительного тепла автомобильного салона на сырой пронизывающий ветер. В небе снова прогрохотали барражирующие на малой высоте реактивные самолеты. На дворе стоял декабрь две тысячи третьего года; до пожара в шахте оставалось четыре года, шесть месяцев и двенадцать дней.
Глава 3
— Так ты, значит, и есть Слепой, — возвратившись к реальности из зыбкого мира воспоминаний, с полувопросительной интонацией произнес генерал Прохоров.
Сиверов не счел нужным ответить. Якушев, полагавший, по всей видимости, что гость доставлен сюда для стандартной
— Ну? — брюзгливо бросил Прохоров, когда за майором закрылась дверь. — Ты зачем сюда явился — в молчанку играть?
Слепой вдруг, не спрашивая разрешения, шагнул вперед и, отодвинув стул для посетителей, преспокойно уселся, забросив ногу на ногу.
— Не вижу смысла отвечать на риторические вопросы, — заявил этот наглец. — А если вопрос не риторический, то я тем более не намерен обсуждать эти темы при посторонних. Это ведь почти то же самое, что дать объявление в газете…
— Ну, положим, не то же самое, — возразил генерал.
— Я сказал «почти», — поправил Слепой и опять умолк, бесстрастно поблескивая черными окулярами.
Павел Петрович подумал, что такой агент, такое, пропади оно пропадом, доверенное лицо нужно ему, как прострел в пояснице. Вы только полюбуйтесь на него! Киллер, беспринципный подонок, а туда же — разговаривать на равных с генералом ФСБ! Ничего не скажешь, ценный кадр воспитал Федор Филиппович! На свою же, между прочим, голову и воспитал…
Нет, решение с самого начала было принято правильное, единственно верное: использовать этого хваленого умельца один раз, как китайскую зажигалку или презерватив, а потом без сожаления выкинуть на помойку. Там ему самое место, как и его шибко принципиальному куратору…
— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — справившись с раздражением, как бы между прочим поинтересовался Павел Петрович.
— Ничего, товарищ генерал-лейтенант, — без выражения, как робот, ответил Слепой.
— Ты знаешь, кто я? И откуда, если не секрет, тебе это известно?
Слепой усмехнулся.
— Секрет, — сказал он. — Я же профессионал. Вы — генерал Прохоров, причем генерал не свадебный, а действующий. Я бы сказал, активно действующий где-то на самом верху. Профессионалам вроде меня полагается знать о таких людях все, потому что оттуда, сверху, очень легко упасть. А тот, кто падает с такой высоты, как правило, расшибается вдребезги об одного из моих коллег. К этому следует быть готовым — я имею в виду, мне следует быть готовым к выполнению заданий такого рода. А когда знаешь понемногу обо всех потенциальных клиентах, это помогает сэкономить массу времени, когда наступает время действовать.
— Ого, — с насмешкой произнес генерал Прохоров, изо всех сил стараясь скрыть тягостное впечатление, произведенное на него словами собеседника. — Да ты оратор! Надеюсь, своих клиентов ты устраняешь не языком?
— Вы видели, как я это делаю, — спокойно заявил Слепой и через плечо, не глядя, ткнул большим пальцем в сторону выключенного телевизора.
— Откуда ты знаешь?
— А вы думали, я не замечу вашего человека с камерой? Было очень трудно справиться с искушением шлепнуть заодно и его…