Масонская касса

Воронин Андрей Николаевич

Он встал, достал из шкафа свою дорожную сумку, порылся внутри, заслоняя сумку плечами, как будто в ней лежало какое-то сверхсекретное оружие, и повернулся к агенту, держа в одной руке пачку денег, а в другой — вороненый цилиндр глушителя. Деньги с увесистым шлепком упали поверх разбросанных фотографий, и агент подхватил их с очень характерной блудливой улыбочкой. Якушев хорошо знал улыбки такого сорта, поскольку за годы службы в органах насмотрелся их предостаточно. Так улыбаются склонные к двурушничеству сексоты, получая свои тридцать сребреников; Якушеву самому не раз доводилось вот так же улыбаться, но себе майор готов был простить что угодно. Себе — да, а вот этому блондинчику

с голливудской вывеской — нет. Ни за что.

— Что-нибудь еще? — спросил он, сверху вниз наблюдая, как агент, шевеля губами, пересчитывает деньги. Он вел себя точь-в-точь как Слепой в кабинете генерала Прохорова, только Слепой считал быстрее — несомненно, благодаря более богатому опыту.

— Так, по мелочи, — закончив считать, ответил агент. Он постучал пачкой по столу, подравнивая края, и спрятал ее во внутренний карман пиджака. — Наш человек в ментовке сообщил, что Журавлев консультировался по поводу тебя с начальством.

— Знаю, — перебил его Якушев. Он взял со стола пистолет и стал с рассеянным видом навинчивать на него глушитель. — Знаю даже, что ему сказали.

Это была правда: телефонный разговор Журавлева с кем-то, кто говорил тоном человека, не привыкшего дважды повторять приказы, майор слышал собственными ушами, сидя в старом пункте прослушивания. Журавлеву было вполне категорично приказано забыть о существовании московского майора и впредь не соваться в чужие дела, ставя под угрозу срыва операции, спланированные и проводимые Центром. Журавлев, таким образом, оказался даже не между двух, а между трех огней: с одной стороны его теребил Зимин, с другой угрожал загадочный майор Якушев, проводивший, оказывается, на его территории какую-то шибко секретную операцию, а с третьей одолевало вполне естественное стремление любой ценой сохранить собственную драгоценную шкуру. Эти три фактора пребывали в явном и непримиримом противоречии друг с другом; на то, чтобы благополучно выбраться из этого тройного капкана, у подполковника явно не хватало ни ума, ни решимости, ни сноровки. Песенка Журавлева была спета, но Якушева это не трогало: каждому надлежит решать свои собственные проблемы, вот пускай подполковник сам о себе и позаботится, пока есть время…

Местный агент с любопытством наблюдал за манипуляциями Якушева с пистолетом.

— Надо же, до чего у вас, столичных людей, все по-взрослому, — сказал он, бросив еще один черный камешек на весы своей судьбы, которые и без того уже склонялись не в его пользу. — Видно, за этим твоим приятелем много чего тянется… Только зачем самому-то мараться? Давай я скажу своим ребятам…

— Костей не соберут твои ребята, — хмуро возразил Якушев. — Нет уж, лучше я сам как-нибудь. Да оно и спокойнее. Знаешь, как говорят? Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам. Так где у него нора?

Агент назвал адрес. Якушев сунул пистолет под мышку, как градусник, принес туристическую схему города и расстелил на столе. Схема была плохонькая, недостаточно подробная; агент очертил дымящимся кончиком сигареты кружок, в котором могло уместиться не меньше двух десятков многоэтажных жилых домов, и сказал:

— Вот тут приблизительно.

— Угу, — произнес Якушев. — Твои люди все еще там?

— Глаз не спускают, — ответил агент.

— Убери их оттуда, — скомандовал Якушев. — Быстренько. Прямо сейчас.

Агент достал мобильник, набрал номер и приказал какому-то Сидякову сниматься.

— Чтоб через минуту духу вашего там не было! — резко закончил он.

По телефону этот тип разговаривал отрывисто и сухо, совсем не так, как с Якушевым. Пока агент выпендривался перед столичным гостем, демонстрируя

степень своей крутизны, Якушев в последний раз взвесил все «за» и «против». Блондин сделал свое дело, и проку от него больше не было никакого. Майор был готов в один, от силы в два дня завершить работу и отряхнуть прах этого поганого местечка со своей обуви. Помеха в лице чересчур сообразительного и любопытного агента, явно возомнившего, что совместная работа с московским майором есть не что иное, как его, белокурого стукача, звездный час, и строящего на основании данной заведомо ложной предпосылки далеко идущие планы, была нужна ему, как прыщ на носу. Куда важнее было обеспечить секретность; лежавшая у агента за пазухой увесистая пачка купюр, хоть и не являлась определяющим фактором, тоже не шла у Якушева из головы и играла немаловажную роль. Да и вообще, этот типчик ему не нравился с самого начала. Следовательно…

— Кстати, есть новости о Зяме, — сказал агент, наливая себе текилы.

Якушев, который уже успел зайти ему за спину, остановился.

— Ну?

— Зяма получил откуда-то из Центра партию стрелкового оружия, — сказал агент. — Серьезную. Автоматы с глушителями, патроны, пара снайперских винтовок, ночная оптика…

— Так, — сказал Якушев.

— Я пока придержал эту информацию. — Агент сделал паузу, высыпал на запястье щепотку соли, лизнул, залпом выпил текилу и сунул в рот ломтик лимона. — Знаю, что ты интересуешься Зиминым, — продолжал он слегка перехваченным голосом, энергично жуя, — вот и придержал. Вдруг, думаю, майору пригодится? Цени!

— Ценю, — сказал Якушев. Он не кривил душой: информация действительно была ценная.

Агент закурил новую сигарету и подлил себе из бутылки. На Якушева он не смотрел.

— Засиделся я в этой дыре, майор. Тебе, столичному человеку, меня не понять. Это ж такая тоска!.. Ни тебе оперативного простора, ни перспективы роста… Не знаешь, как моему горю помочь? Может, замолвишь за меня словечко?..

— Сиди тихо, — сказал Якушев, приставляя к поросшему аккуратно подстриженными и тщательно причесанными волосами затылку холодное вороненое дуло.

Агент замер, не донеся рюмку до рта.

— Ты чего, майор? — спросил он напряженным голосом.

— Тихо! — вполголоса прикрикнул Якушев, сильнее прижимая ствол к затылку агента и взводя большим пальцем курок.

Характерный металлический щелчок был красноречивее любых угроз: агент застыл в полной неподвижности, держа на весу рюмку и, кажется, даже не дыша.

— Только дернись — вышибу мозги, — пообещал Якушев.

Продолжая прижимать пистолет к затылку блондина, он свободной рукой ловко залез к нему за пазуху и вытащил из наплечной кобуры пистолет — табельный «Макаров» с протертым до сизого металла стволом и коричневой пластмассовой рукояткой. Эту операцию майор постарался провернуть как можно скорее, пока агент не оправился от шока и не отколол какой-нибудь номер. Провинциал или нет, он был намного крупнее, тяжелее и сильнее Якушева. Все это, будучи помноженным на специальную подготовку офицера госбезопасности, давало ему шанс, потому-то Якушев и торопился.

Он снял «Макаров» с предохранителя и упер ствол в правый висок агента.

— Пей, — сказал он.

Агент послушно выпил и осторожно поставил рюмку на стол.

— За что? — спросил он.

На этот вопрос Якушев мог бы ответить довольно пространной речью; честно говоря, очень хотелось выложить этому уроду все, что о нем думает. Но произносить речь он, конечно же, не стал: любые переговоры всегда дают тому, кто на мушке, шанс вывернуться. Если собрался стрелять — стреляй, а речи побереги для профсоюзного собрания…