Масонская касса

Воронин Андрей Николаевич

Пауза длилась всего мгновение — ровно столько, сколько потребовалось майору, чтобы осознать свою роковую ошибку. Затем в темноте за открытой дверью ванной раздался еще один негромкий хлопок, отдаленно напоминающий удар резиновым молотком по донышку кастрюли, зазвенела, ударившись о кафель, выброшенная затвором стреляная гильза, и наступила звенящая, обморочная тишина. В этой тишине майор Якушев выронил из внезапно онемевших пальцев сделавшийся чересчур тяжелым пистолет и мягко повалился на застеленный шуршащей полиэтиленовой пленкой пол.

* * *

В самый последний миг Глеб снова переменил решение, подумав при этом, что капризничает, как беременная женщина, и что такое поведение может скверно кончиться. Он собирался убить Якушева кухонным ножом — сначала

прикончить точно нацеленным ударом, а потом понаделать в трупе дополнительных, ненужных дырок, которые создадут впечатление, будто майора прикончил дилетант, охотившийся за его кошельком и часами. Это было надежно и просто, но вместе с тем противно — противнее даже, чем общаться с генералом Прохоровым, изображая наемника, которого не интересует ничего, кроме денег.

Поэтому Глеб колебался до самого последнего мгновения, а когда это мгновение настало, поднял не правую руку, в которой был нож, а левую, сжимавшую пистолет. Пуля ударила Якушева в висок, и тот умер мгновенно, буднично и грязно, как муха, прихлопнутая свернутым в трубочку журналом. Глеб вышел в прихожую, перешагнул через тело, под которым уже расплывалась темная лужа, и первым делом запер дверь, мимоходом порадовавшись тому обстоятельству, что горе-взломщик не повредил замок. Он и так наделал слишком много шума во время своей дуэли с зеркалом. Впрочем, в подъезде было тихо. Из какой-то квартиры доносилось приглушенное бормотание работающего телевизора, в другой брякали посудой — кто-то прибирался после позднего ужина, а может быть, наоборот, готовился сесть за стол. Глеб в точности не знал, как оно там, в Америке или Европе; здесь же, на бескрайних просторах матушки-Руси, для звонка в милицию требуется куда более веская причина, чем донесшийся из соседней квартиры звон разбитого стекла. Да и милиция по такому вызову никуда не поедет. Сосед стекло разбил? И что дальше? Буянит? Дебоширит? В дверь к тебе с топором ломится? Нет? Так чего ж вы, гражданин, в милицию звоните, людей от работы отрываете? Сами, что ли, никогда в жизни стекол не били? У нас каждый вечер по два убийства и полтора десятка пьяных драк с поножовщиной, а вы тут ерундой занимаетесь…

Тем не менее исправность замка его порадовала, поскольку избавляла от необходимости все время держать дверь под наблюдением. Он присел на корточки над телом майора и первым делом обследовал его карманы. В карманах было полным-полно всякой всячины: увесистая пачка денег, документы, ключи от машины (судя по брелоку, «ауди»), складной нож, бумажник, тоже не пустой, а также стопка фотографий, на которых Глеб с чувством глубокого удовлетворения узнал себя. Эта фотосессия его слегка беспокоила, а теперь о ней можно было забыть. Он, конечно, видел, как его фотографировали, и делалось это, насколько он успел заметить, современной цифровой камерой. Цифровая технология фотографирования хороша тем, что не оставляет после себя пленок с негативами, на уничтожение которых, как ни крути, требуется время. Цифровой снимок удаляется из памяти аппарата одним нажатием кнопки, и Глеб очень надеялся на то, что это уже давным-давно сделано. Несомненно, Якушев во имя сохранения секретности распорядился поступить именно так, а у местных оперативников, которые на него работали, не было причин нарушить этот приказ. Они не знали, за кем следят, и фотографии Глеба были нужны им как прошлогодний снег. В конце концов, даже если эти файлы не были уничтожены, Сиверова это уже не волновало. Главное, что этих снимков у покойного майора уже не найдут…

Документы и бумажник с небольшой суммой внутри Глеб снова затолкал в карман убитого, а остальное изъял. Забирать документы не имело смысла, коль скоро местная милиция знала Якушева в лицо и была осведомлена о том, кто он такой. С документами или без, он оставался майором ФСБ, прибывшим из Москвы с какой-то секретной миссией и здесь убитым — надо понимать, в ходе выполнения упомянутой миссии. Плотно упаковывая неповоротливое тело в хрустящий полиэтилен, Глеб похвалил себя за предусмотрительность, которую поначалу ошибочно принял за брезгливость. Если бы он зарезал Якушева, как свинью, кухонным ножом, тот в лучшем случае сошел бы за жертву неумелого ограбления. А теперь, с простреленным виском, завернутый

в пленку, с документами и бумажником в кармане, он выглядел жертвой заказного убийства. Вот пускай подполковник Журавлев теперь ломает голову, гадая, кто из здешней теплой компании провернул это дельце…

Потолки здесь были низкие — стандартные, два пятьдесят и ни сантиметром больше, — так что дотянуться до антресоли было легко. Глеб с опаской открыл недовольно скрипнувшие дверцы, которые сразу же косо повисли на разболтанных петлях, и взял из хранившейся в антресоли пыльной пачки пожелтевшую газету. Разложив газету на полу, он собрал в нее осколки зеркала и отправился выносить мусор, поскольку ощущал настоятельную потребность хорошенько оглядеться, прежде чем выходить из квартиры с упакованным в полиэтилен трупом на плече.

По дороге к контейнерной площадке он никого не встретил. Окна домов вокруг были темны, лишь тускло сияли вертикальные ряды окон на лестничных маршах да светились в темноте редкие цветные прямоугольники, означавшие, что кого-то одолевает бессонница. Глеб аккуратно опустил в контейнер сверток с битым стеклом и отправился искать машину, на которой приехал Якушев.

Незнакомая ему «ауди-80» обнаружилась за углом дома, припаркованная в тени, куда не доставал свет ближайшего уличного фонаря. На стальном кольце, которое лежало у Глеба в кармане, были только ключ и брелок с фирменным значком «ауди». Пульт автомобильной сигнализации отсутствовал; Глеб на пробу хлопнул машину по крылу, и она промолчала. Тогда он вставил ключ в замочную скважину и повернул. Замок открылся с мягким щелчком. Глеб укоризненно покачал головой. Документов на машину в карманах Якушева не было, а это означало, что покойный майор незадолго до смерти записался в угонщики. Что ж, так, пожалуй, еще лучше. Чтобы потом не возиться, Сиверов отпер багажник и вернулся в дом.

Якушев, хоть и не выглядел богатырем, оказался чертовски тяжелым. Глеб взвалил его на плечо и вышел из квартиры, надеясь, что за время его отсутствия во дворе ничего не переменилось. Спускаясь по лестнице, он думал, как это хорошо, что погода пока стоит недостаточно теплая. В противном случае молодежь бродила бы по дворам до самого утра, звеня пивными бутылками и нарушая сон старшего поколения гоготом и удалыми выкриками. Свидетели ему были ни к чему, а стрелять в зевак — последнее дело. В России и так достаточно сложная демографическая ситуация…

Втиснув свою страшную ношу в багажник чужой машины, Сиверов напоследок огляделся и сел за руль. «Ауди» выглядела как конфетка, но движок нехорошо постукивал и норовил заглохнуть всякий раз, когда Глеб притормаживал и сбрасывал газ. Вдобавок, когда он выехал из двора на широкую пустую улицу и набрал скорость, обнаружилось, что машина неохотно слушается руля. В салоне крепко пахло табачным дымом; в нарушение им же самим придуманного правила Глеб изловчился и закурил на ходу. Первая за несколько часов сигарета неплохо прочистила мозги. Табак — отличный стимулятор, если не злоупотреблять. В противном случае он, как и кофе, уже не бодрит, а отупляет.

Справа проплыли глухие железные ворота с красными звездами, за которыми располагался военный госпиталь. Окошко в караулке светилось теплым оранжевым огоньком. Слева промелькнула конечная остановка, где дремал, сложив длинные рога, потрепанный бело-голубой троллейбус, на бугристом боку которого реклама магазина бытовой электроники смотрелась не вполне уместно. На выезде из города лучи фар отразились рубиновыми огнями в задних фонарях стоявшей на обочине машины и выхватили из темноты светящиеся желто-зеленые нашивки на бушлате и брюках инспектора ГИБДД. Глеб шепотом чертыхнулся, сбавил скорость и потянулся за пистолетом, однако гаишник повел себя странно: уже приподняв жезл с явным намерением остановить запоздалого путника и проверить у него документы, он вдруг передумал, отступил к своей машине и даже козырнул — не так, как козыряют начальству, а небрежно, как приветствуют знакомого — фактически не столько козырнул, сколько помахал рукой. Это наводило на размышления о том, где Якушев все-таки взял эту машину; подумав, Глеб пришел к выводу, что данное обстоятельство лишь еще сильнее запутает тех, кто станет расследовать обстоятельства смерти московского майора.