Мастер и Жаворонок
Шрифт:
Это просто сотрудничество, — пытаюсь я напомнить себе, когда он задвигает сиденье, помогая Этель устроиться на пассажирском месте. И когда мы едем, мое сердце все еще слишком быстро бьется в груди.
— Этель, я ничего не понимаю в управлении безопасностью, — говорю я, когда дом скрывается из виду, как будто нас все еще могли услышать.
— Я знаю. Поэтому, привлечешь сторонних специалистов.
— Мы ничего не добились по контракту с Ковачи. Папа ни черта не подпишет. В этом у меня нет никакого влияния, — я прерывисто вздыхаю. Прижимаю пальцы к глазам, а когда снова их открываю, ловлю в зеркале заднего вида встревоженный
Лаклан поворачивается, чтобы бросить на меня короткий взгляд.
— Я понимаю, Ларк. Все в порядке.
— Мы найдем способ обойти это, — говорит тетя.
— Как думаешь, мы их убедили? Они поверили, что мы влюблены? — спрашиваю я, когда тетя поворачивается и бросает на меня затуманенный взгляд. — Поверили, что мы любим друг друга?
— Тебе не нужно было их убеждать. А просто дать повод для сомнений, чтобы они перестали действовать. Я уверена, что в ближайшее время они пришлют кого-нибудь следить за вами, так что, если захотите побарахтаться на публике…
— Тетушка, — шиплю я, но она лишь смеется над смущением в моем тоне. Лаклан хихикает, и я ловлю его взгляд в зеркале. Он видит, как я густо покраснела, как пылко горят мои щеки. — Побарахтаться? Серьезно?
— Что? Я старая, — когда я испускаю тяжелый вздох, веселье в машине постепенно улетучивается, и Этель тянется ко мне, чтобы взять за руку. — Не волнуйся, девочка моя. Конечно, у них, скорее всего, остались сомнения. Мы поставили их в трудное положение, с которым им пришлось смириться. Но появился ли у родителей повод пересмотреть любые планы, которые они, возможно, вынашивали, против мистера Кейна? — Этель отпускает мою руку и ласково похлопывает Лаклана по кожаному рукаву. — Я уверена, что ты смогла. Все было сделано очень грамотно, Ларк.
Я глубоко вздыхаю и смотрю в окно, за которым проплывают знакомые окрестности. Кусаю нижнюю губу, пока не ощущаю во рту привкус крови.
— Возможно.
— Ты справилась, мой жаворонок. Я знаю, сейчас ему больно, но его сердце исцелится. Дэмиан очень любит тебя, и всегда будет любить.
— Что это было? С правами? — спрашивает Лаклан, но я не отвечаю. Не отрываю взгляда от пригородных улиц. Мимо проплывают места, где я терялась. Места, где меня находили. Тропинки и переулки, по которым отчим водил меня. Где учил ездить на велосипеде. Водить машину. Он потратил время на то, чтобы сделать это место моим домом. Он делал все то, чему научил бы меня папа, если бы был жив.
— Ларк не брала фамилию Ковачи, — говорит Этель тихим голосом. — Она говорила, что не хочет забыть частичку своего отца, Сэма. Но она сделала это. Ради тебя.
Я чувствую, что Лаклан наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Но не могу выдержать его взгляда.
— Твоя жена разбила сердце своим родным, — говорит Этель. — И она сделала это, чтобы спасти твою жизнь.
13_СЕТЬ
ЛАРК
Я
Но есть кое-что, чего Лаклан не сделал. Не извинился. Я не могу забыть ночь, когда мы впервые встретились. Обида все еще не прошла, и, возможно, мне просто нужно, чтобы он разбередил эту рану. Но он этого не делает.
— Да пошел он, — шепчу я и откидываюсь на спинку кресла.
— Да, пошел он. Мне нужны сплетни, а-то у Авы скучная личная жизнь. Я подозреваю, что ее муж — робот, — говорит Этель.
Удивленный вздох срывается с моих губ, когда я сажусь прямее и смотрю на свою тетю. Она одаривает меня коварной улыбкой, приподнимая изголовье кровати.
— Прости. Не хотела тебя разбудить, — говорю я.
— Ты не разбудила. Я наблюдала, как ты пялилась в окно последние десять минут. Этот Кейн действует тебе на нервы?
Хотя я закатываю глаза от дразнящей нотки в голосе тети, мои щеки все равно горят.
— Он старается.
Этель кивает и кашляет, но отмахивается от меня, когда я поднимаюсь, чтобы дать ей воду и салфетки. На этот раз ее кашель не утихает долго. Беспокойство сжигает меня изнутри. Чувство вины разливается по венам. В последнее время она была так увлечена всеми этими интригами, что, возможно, это отняло у нее слишком много сил. Она вдруг стала выглядеть такой хрупкой.
Несмотря на ее протесты, я нажимаю кнопку вызова медсестры, которая входит мгновение спустя, за ней следует врач, который видит, как приступ кашля продолжается. Врач сохраняет профессиональную отстраненность, когда говорит мне, что они введут капельницу с обезболивающим и антибиотики, чтобы предотвратить вторичную инфекцию, но я работала в подобных учреждениях, и знаю, что рак прогрессирует, а тетя отказывается лечиться.
Кашель Этель проходит, пока врач готовит жидкость и канюлю.
— Я не люблю иглы, — говорит тетя, бросая взгляд на дверь. Я собираюсь проследить за ее взглядом, но она хватает меня за руку. — Спой мне, чтобы я отвлеклась, милая.
— Какую песню?
На губах моей тети появляется грустная улыбка.
— Ту, которую ты пела на юбилее.
Трудно поверить, что это было меньше года назад.
Мои тетя и дядя танцевали под гирляндами, которые мы развесили в палатке. Они смотрели друг другу в глаза, и я подумала: «Интересно, сколько же много в них любви. Интересно, найду ли я когда-нибудь такую любовь. И если найду, то буду ли ее заслуживать».
И теперь я думаю, что ее невозможно найти. Она просто так не появляется. Это не фантазия, не сказка. Мы сами, нота за нотой, аккорд за аккордом, создаем нечто удивительное.