Мастер и Жаворонок
Шрифт:
— Почему?
Я издаю смешок.
— Не твое дело.
— Разве мне не следует об этом знать? Мы едем к твоим родителям через сколько, шесть часов? И мы почти ничего не знаем друг о друге. Надо быть убедительными. Я не хочу умереть в печи периодического действия.
— Поверь, тема моей учебы в Эшборне не будет обсуждаться за обеденным столом, — кофеварка для приготовления эспрессо жужжит и шипит, пока я готовлю два американо. Возвращаюсь с чашками в гостиную и сажусь напротив Лаклана, рассеянно вспоминая, что, наверное, выгляжу как оживший труп. Я пожимаю плечами и протягиваю ему кружку, которая скользит по блестящей застывшей смоле. — Ты должен
Лаклан слегка фыркает, издавая звук удивления.
— Я тоже хотел бы туда поехать, понырять.
Я киваю и делаю глоток кофе. Даже не отрывая взгляда от своей кружки, я чувствую, что он смотрит на меня так, будто я какая-то сломанная, и он не знает, как починить. На меня давно так никто не смотрел, что я уже и забыла, какие чувства это вызывало у меня раньше. Поврежденная. Непоправимая. Слабая. Но по какой-то причине я не хочу прилагать усилий, чтобы доказать обратное. Наверное, в этом и заключается ирония судьбы — быть замужем за человеком, которого у меня нет абсолютно никакого желания делать счастливым. В кои-то веки мне не нужно так сильно стараться, чтобы показать одно, хотя я чувствую другое. И это осознание с тревогой поселяется в моих мыслях. С Лакланом я могу выключить голограмму и просто существовать.
…Что ж.
Это прозрение пиздец как пугает меня.
Я делаю большой глоток кофе, но он все еще слишком горячий, и отставляю чашку в сторону.
— Я лучше пойду прогуляюсь с Бентли, пока он не начал скулить, — говорю я, вставая. Но Лаклан хватает меня за запястье, когда я прохожу мимо, и долго удерживает, а потом отпускает.
— Я уже погулял, пока ты спала.
— Он позволил тебе надеть на него поводок?
Лаклан пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.
— Я подкупил его курицей.
Я смотрю на Бентли, который опустил голову на сложенные лапы и виновато наблюдает за нашей перепалкой.
— Предатель.
— Если тебя это как-то утешит, он старался держаться от меня как можно дальше.
— Это и правда утешает.
Я все еще стою, не сводя глаз с собаки, не зная, куда мне смотреть и что делать дальше, когда Лаклан касается моей руки костяшками пальцев.
— Эй, — говорит он. Мое внимание возвращается к нему, но я ничего не говорю в ответ. — Просто… присядь.
Я приподнимаю бровь и прикусываю губу, стараясь не улыбнуться.
— Ты что, командуешь в моем собственном доме?
Лаклан краснеет.
— Нет… но… пожалуйста? — просит он, теребя очки. — Я приготовлю завтрак. Мы можем еще немного поговорить перед уходом.
— О чем? — спрашиваю я, не садясь.
— Не знаю. Например, об Индонезии?
Наши взгляды снова встречаются, и я пробую по-настоящему рассмотреть Лаклана. Темно-синие глаза цвета холодного и бушующего моря. Темные волосы зачесаны назад. Татуировки на шее, которые уходят дальше под воротник серого джемпера Хенли, — текст на ирландском и замысловатый трикветр14 с одной стороны, плачущий ангел — с другой. Не понимаю, что они означают и какую историю подразумевают, но я многое знаю о боли и горе. Иногда хочется вырезать то, что ты потерял, прямо на своей коже, чтобы помнить о том, что осталось позади.
Я снова сажусь напротив Лаклана, и у него с облегчением опускаются плечи.
— Я бы хотела стать там волонтером. Но провести несколько недель с орангутангами в джунглях
— Я не люблю бездельничать и просто загорать. Люблю воду, а не пляж. Через день-другой становится скучно. Твоя идея очень даже интересная.
Я смотрю на Лаклана, и слабая улыбка на его лице, возможно, самая искренняя из всех, что я когда-либо видела. И я все еще помню, что он мудак. Этого не забуду. Хотя он не извинился передо мной за то, что вел себя как придурок, или за то, что запихнул меня в багажник. Это тоже не забудется. Но его, в общем-то, приятно слушать. Он улыбается, встает и готовит завтрак, который на самом деле очень вкусный, и, как бонус, не отравленный. Возможно, где-то в глубине его души похоронен достойный парень. Глубоко, глубоко, глубоко внутри. Не хочу это выяснять, но, думаю, если еще чуть-чуть узнаю что-то о нем, ничего страшного не случится.
Вопрос в том, будет ли этого достаточно, чтобы убедить мою семью?
Не знаю. Но скоро мы это выясним.
Сначала я заезжаю в дом престарелых в Шорвью, чтобы забрать тетю, и, несмотря на многочисленные предложения Лаклана помочь, я отправляюсь внутрь одна. Нахожу Этель в ее комнате, уже готовую к отъезду, с уложенными волосами, накрашенным губами и начищенной тростью. Когда я провожаю ее к дверям, Лаклан стоит возле своего «Чарджера» и ждет, откинув сиденье вперед, чтобы я могла сесть сзади, потом он помогает моей тете сесть на пассажирское сиденье. Кашель Этель усиливается при переходе от жары к холоду, а затем снова к теплу, но она откашливается и задает Лаклану миллион вопросов о машине. Они болтают почти весь час, пока мы едем к дому моих родителей в Провиденсе.
Когда мы заезжаем на подъездную дорожку и Лаклан заглушает двигатель, тетя поворачивается ко мне с озорной ухмылкой.
— Готова устроить шоу, девочка моя?
Я качаю головой.
— Нет. Нет, не готова.
— Очень жаль, — Этель переключает свое внимание на Лаклана и тыкает его в руку своей сумочкой. — А ты?
— Да, мэм. Готов поднять шумиху.
— Вот это настрой!
Лаклан издает тихий смешок, прежде чем выйти из машины, чтобы достать из багажника подарок, который он привез для моих родителей. Я спросила его, что это, но он не ответил.
— Он мне нравится, Жаворонок, — говорит Этель.
— Тогда надо было самой выйти за него замуж.
— Уже поздно, — заявляет она, когда Лаклан открывает ей дверцу. С радостным кряхтением она берет его за руку и выходит из машины.
Я вылезаю вслед за ней, пытаясь собраться с духом, когда Лаклан протягивает руку назад. Я беру ее, чувствуя неожиданную уверенность от того, что делюсь теплом с единственным человеком, который сейчас, возможно, чувствует то же, что и я. Когда я выхожу из машины и встаю рядом с ним, он не отпускает меня.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Когда улыбаюсь, мне кажется, что я надеваю сразу несколько фальшивых масок на лицо.
— Да, конечно.
Но Лаклан на это не ведется.
— Уверена?
— Я волнуюсь, — выпаливаю я, сама не зная почему.
Тут же делаю себе внутренний выговор. Он не должен видеть мою слабость. Я не нравлюсь Лаклану Кейну. Он затеял всю эту безумную авантюру только для того, чтобы спасти свою задницу.
Я выпрямляю спину и расправляю плечи.
— Я волнуюсь за тебя. Если они предложат тебе совершить экскурсию по промышленному объекту в Портсмуте — вежливо откажись. А потом беги.