Материалы к альтернативной биографии

Февралева Ольга Валерьевна

Разбойница подошла к каменистому берегу и - чего и следовало ожидать - разделась донага. Я спрятал глаза, тем более что это зрелище предназначалось не мне, и лишь услыхал бултых и весёлый взвизг, потом звонкий смех и плеск, и зов:

– Эй, давайте сюда! Айвен! Покажите вашу русскую udal`! Полина, парни не видели, какая вы красавица! Джеймс! Ну, хоть лицо умойте!

Надо сказать, что день стоял знойный, все мы порядком попеклись на солнце, но последовать примеру отчаянной девицы не позволял стыд. Стирфорт ограничился тем, что разулся, закатал штаны до колен и опустил босые ноги в воду, но и это ему быстро надоело, поскольку Альбин стремительно нырнула, подплыла к его пятке и

схватила, как рак - грека, так что он еле вырвался.

После долгих колебаний я решился понаблюдать за купальщицей. Я был молод, но не так невинен, как могло показаться. Мне, правда, не случалось прежде видеть женщин, подобных Альбин, но, заходя вперёд, скажу, что и потом за всю жизнь свою я не встретил никого похожего на неё. Солнечные лучи, падая в воду, столь же прозрачную, сколь и воздух, прихотливо изгибались и покрывали живой световой зыбью дно и тело девушки, вплетались золотой сеткой в её волосы. Мне на память пришла Ундина, о которой я читал и в повести Ламот-Фуке, и в лирической сказке Жуковского, - та же необузданность, страстность... Но, может быть, она стала бы смиренной, если бы Стирфорт ответил на её любовь?

Мечтая себе, я забыл о Полине, и вдруг она явилась на прибрежном валуне, также нагая, только самые укромные её прелести таились под тёмно-зелёным шёлком, из которого она соорудила тонкие повязки.

– Ваау!
– гикнула Альбин, резвой наядой выскакивая до пояса и снова погружаясь с вихре брызг. Полина осторожно соскользнула в озеро, звонко ахнув от внезапного холода.

Джеймс зачерпнул воду пригоршнями и опрокинул себе на голову, потом на шею под подбородком, измочил всю сорочку, наконец глянул на меня, словно спрашивая, что же делать дальше. Я пожал плечами и удалился от берега. Мне хотелось вытащить из своей котомки дневник Байрона и продолжить его изучение, но едва я нащупал корешок книжки, как обе девушки выбрались на сушу и, дрожа на ветру и смеясь, стали кутаться в пледы. Альбин пришла в восторг от изобретения подруги, просила её выкроить второй набор повязок. Верно, в глубине души ей было неловко от своей распущенности...

XIV

Достигнув деревеньки, мы постучались в безошибочно указанную мной хижину, где застали только хозяйку, хлопочущую у очага. Увидев нас, она едва не выронила горшок с варевом, а потом выкрикнула что-то вроде "что вы тут околачиваетесь? Никакого покоя от вас!". Альбин выступила вперёд и сказала:

– Мы вам денег немножко принесли, - и протянула пригоршню серебра, - А вы будьте добры покормить нашего младшего братца.

Ноа на сей раз лежал на руках Полины - предводительница рассудила, что это будет смотреться естественней и жалостней.

– Молока что ли нет?
– спросила крестьянка у нашей спутницы, принимая дитя.

– Нет, - честно ответила Полина.

Женщина отнесла ребёнка в уголок (мне показалось странным, нехорошим, что там не было образов), ловко обмыла, перепеленала и дала ему грудь. Мы молча расселись на длинной скамейке. Кормилица напряжённо смотрела в окно и бормотала:

– Понаехало... Чего им не сидится на своём острове...

– Эй, голубка, - окликнул я её, - а где твой муж? Где отец? Кто-нибудь из старших?

– Муж пасёт, отец охотится.

– Так он - охотник?!

– Охотник.

– А скоро он вернётся?

Мне нужно, нужно было дождаться старика и спросить, не встречал ли он когда-нибудь кого-то похожего на Джеймса - наверняка он не забыл той встречи, если она была, но Альбин торопила нас в обратный путь, ей не нравилось здесь, в обжитом человеческом мире. Я не знал, что придумать, чтоб задержаться. Вдруг Полина попросила у хозяйки горячего питья, ссылаясь на то, что никак не может согреться после купания. Женщина стала кипятить воду, заваривать травы, потом отвар остывал, потом Полина медленно-медленно его пила...

Джеймс же сидел глядя в пол, изредка проводя пальцами по лбу. Наверняка его одолевали воспоминания о бедном доме, откуда он увёл свою Эмили. Может быть, по-настоящему ему полюбилась не эта девушка, а именно её дом и семья, которой у него никогда не было, которую он сделал несчастной, похитив любимицу родителей, их радость. Теперь он боялся поднять глаза на крестьянку, словно стыдился...

Миновал час. Альбин уже прощалась с матерью-пастушкой, когда на моё счастье в хижину вошёл мой недавний проводник. Я бросился к нему, шепча и кивая на Стирфорта: "Взгляните на этого человека. Его лицо вам не кажется знакомым?". Охотник отстранил меня, прищурился и выговорил:

– Что ж, лицо как лицо. Англичане все такие.

На том мы и расстались, и что-то необычное мерещилось мне в том, как смотрели нам вслед отец и дочь.

XV

В горах время идёт так же неровно, как и тропа. Есть ущелья, куда никогда не заглядывает день; есть пики, на которых всегда светло, а между ними солнце является и пропадает внезапно. Когда мы снова приблизились к озеру, его гладь туманилась, среди густо-синих теней. Изо дня мы попали в поздний вечер, как из сада - во флигель, и немедленно почувствовали себя усталыми. Мысль заночевать возникла стразу у всех. Найдя чуть пониже сохлый кустарник, мы наломали хвороста и развели костёр. Еды у нас имелось ещё довольно. Ночь не предвещала особого холода, и, встречая её, мы ужинали, пили по очереди из общей бутылки рейнвейн и разговаривали, точнее, слушали рассказ Полины.

– У меня, - говорила она, - никогда не было настоящих друзей, но от отца я знаю, как важна дружба, как могущественна она, какие великие деяния можно совершить с её помощью, какие горести разрешить. Я доверяю вам и хочу поведать о том, что заставило меня искать смерти. Однако, если кому-то не хочется слушать...

– Если кому-то не хочется, - вклинился я, глядя, как и Полина, на Джеймса, -то пусть он удалится!

– Семеро одного не терпят?
– спросил тот, кисло усмехаясь, - Ладно, что мне, исповедуйтесь, мисс.

– Я сказала Жану, что любила... Я любила друга моего отца - не как жениха, а скорее как старшего брата, но если бы он посватался ко мне, счастливее меня не было бы никого не свете. Клянусь вам, это был прекраснейший человек - его обожали все: от нищих до монархов. Женщины души в нём не чаяли, хотя он скорее сторонился их. Он мог всё. Его считали пророком и чудотворцем - слава шла по всей Европе... Он почти не нажил врагов: ненавидеть его было просто невозможно. Только один человек оказался непримирим - его родной младший брат - завистник. Сначала он поссорил с ним родителей, потом соблазнил его жену, внушил ей ненависть к мужу, и вдвоём они сделали невыносимой жизнь того, кто более всех был достоин любви и покоя, и за два года этого проклятого брака свели его в могилу... Вдова покинула семью, оставив по требованию свёкра детей, а негодяй-братоубийца... попросил моей руки,... и я ему не отказала... Я решилась жить с ним, чтоб день ото дня превращать его существование в муку.