Материалы к альтернативной биографии
Шрифт:
– А вы не боитесь?...
– Я боюсь только одного: что он умрёт, не дав мне исчерпать свою жажду мести и испробовать все её способы!... Но иногда... я чувствую, что жить с таким желанием, какое я в себе ношу, - нельзя, невозможно жить переполненной злом. Механизм уже запущен,... но если один из двух должен погибнуть, может быть, лучше погибнуть мне... Ведь он... уже давно и без меня по-настоящему несчастен: им все пренебрегали... И потом... он любит меня...
– Не понимаю, - заговорил Стирфорт, - если вы кого-то ненавидите и хотите отомстить, - мстите, но зачем для этого выходить замуж? Бывайте под разными предлогами в гостях,
– Полина! Не слушайте его! Ваш наречённый вас любит! Ведь в этой любви - спасение для вас обоих! Простите его, выходите за него и живите с миром!
– проповедовал я.
– Это мне напоминает анекдот о том, как Байрон, Шелли и Полидори сочиняли продолжение "Кристабели", - лениво произнесла Альбин, - Первый предложил такой вариант: сэр Роланд, который прежде домогался своей дочери и за непослушание превратил её в змееподобное чудище, влюбляется Кристабель, заполучает её в жёны и увозит в свой чёрный замок, где зверски убивает бедняжку, а потом кончает с собой от раскаяния. Тем временам сэр Леолайн женится на демонической Джеральдин, которая в первую брачную ночь вырезает из него сердце и съедает, а поскольку это доброе сердце, то и сама ведьма тут же издыхает... Второй нашёл это через чур мрачным и додумался до следующего: сэр Роланд жалуется своему старому другу, что Джеральдин - оборотень. Они вдвоём отправляются искать волшебное снадобье, а Кристабель остаётся сторожить подружку, и та заражает её своими чарами. Отцы-рыцари погибают в пути, а девы-змеи свивают общее гнездо в замке, заманивают в него странников и горя не знают. Когда же дошла очередь до третьего, то он, почесав в затылке, сказал: а давайте закончим так: сэр Роланд влюбляется в Кристабель, женится на ней, и в лучах её добродетели сам избавляется от всех пороков, а сэр Леолайн своей любовью снимает проклятие с Джеральдин, и все они живут долго и счастливо.
– Я не знаю, кто такой Полидори, - сказал я, - но его выдумка мне более по душе.
– Говорят, она понравилась и сэру Джорджу, и они разыграли этот сценарий с той лишь поправкой, что сэра Роланда (в его собственном исполнении) прикончила-таки Кристабель - чтоб снять чары с Джеральдин и таким образом спасти отца. Получилось очень драматично, потому что по сценарию благонравная дева по-настоящему полюбила своего мрачного жениха, то есть вжалелась в него, ведь сердца неопытных женщин особенно благосклонны ко всяким упырям, но автор был не их тех, кто умиляется на сердобольных и кротких куколок; он хотел настоящую героиню - типа Электры... Всё это мне рассказала тётя Мэри. Ей тогда досталась роль дьяволицы, и на время спектакля всё её тело разрисовали золотыми и чёрными чешуйками. Было несколько эпизодов, когда ей приходилось покрасоваться в этом наряде...
– Перед кем же они разыгрывали столь откровенное представление?
– спросил я.
– Сами перед собой.
– А кто играл Кристабель?
– Не знаю, нашли кого-нибудь...
Альбин поворошила костёр, а Стирфорт, сонно смотревший на рдеющие головни, вздрогнул и огляделся.
Было уже совсем темно. Мы разделили одеяла и расположились на ночлег. Я задремал ненадолго, но вдруг был разбужен тихими голосами, звучащими чуть поодаль. Это Альбин и Джеймс говорили меж собой. Диковенным было их объяснение:
– ...если б вас отвращала гордыня, я говорил бы с вами иначе; если б вас держала прежняя любовь, я вовсе бы вас не тревожил, но другое видится мне за вашим отказом - страх, и я хочу его понять. Быть может, он - ваша судьба, вы сами, то единственное, что вы заслужили. Тогда я отступлюсь. Но если он - только заноза в вашей жизни, почему её не вырвать? Расскажите же, что вас во мне отпугивает.
–
– Ну, да. Это моё созвездие.
– И мой вечный кошмар. Ко мне всё время возвращается воспоминание о сказке, в которой непослушный мальчик был отдан на съедение львам... Она мне кажется пророческой,... она как будто предвещает мою участь.
– И вам страшно?
– Да. На всём моём роду эта угроза. Знаете, как звали женщину, погубившую моего отца? Леонелла - львица! Она сначала согласилась быть его невестой, но стоило ей один раз глянуть на одного из отцовых друзей, как рассудок её покинул, она вообразила себя французской маркизой, а его, того - своим мужем-пиратом. Отец готов был жить даже с безумной, так он любил её, но она в нём видела какого-то врага, постоянно нападала на него с кулаками и оружием. Промучившись так целый год, он отправил её куда-то, оформил, надо понимать, развод, от горя закутил, залез в долги, женился на богатой, рассчитался из приданого - и утопился...
– Однако, он остался твёрд в своём непослушании - на зажилось ему с другой. Как ни ужасал его шаг с кормы или с утёса, он совершил это.
– Но зачем, ради чего!?
– Странный вопрос! Разве неповиновение не свято? Разве пророк Даниил и первые христиане не были теми же непослушными детьми своего времени? И их бросали на съедение зверям, но - знайте - если вера в свою правду сильна в человеке, если он храбр, то ни львы, ни змеи, ни хищные птицы не причинят ему вреда.
– Я не таков! Я слаб! Мне страшно! Эта пасть!...
Обольстительница кружила над ним, расстёгивая его одежды. Она переспросила: "Эта пасть?" и зажала ему рот поцелуем, затем, торжествующая, уложила его на землю, потом позволила возобладать над собой, потом они сочетались, как животные, и я был невольным, безвестным и отчуждённым участником этой оргии... Пресытившись, они разно повели себя: Джеймс, словно израненный, подполз к костру и растянулся на своей подстилке. Альбин, бросив ближе к теплу скомканную одежду, прыгнула в озеро, вскоре вышла и грациозно возлегла, небрежно прикрывшись пледом, закурила трубку. На своего избранника она даже не взглянула. Я же дождался, когда эта бесноватая угомонится, и потихоньку укутал товарища, простёртого под чёрным звёздным небом.
XVI
Разбуженный раньше всех первым холодным лучом, я потёр руки над полуостывшим пеплом и раскрыл дневник.
"Реликтовый семито-кельтский спиритуальный гибрид, - прорвался сквозь тьму незнакомый голос.
– Можно определить возраст?
– спросил невидимый Гёте.
– На глаз - нет, но, поверьте, он гораздо старше вас, вдове как минимум.
– Это чем-то грозит?
– Вряд ли с ним случится что-либо страшнее того, что уже произошло.
– Что же это?
– Обострённый анамнезис... Неблагополучное детство, болезни, несчастная любовь - всё это создаёт основу: разум начинает задавать себе слишком много вопросов, дух ищет путей компенсации ущербного существования за счёт запредельного прошлого. Обычный фон здесь: наркотики, гиперсексуальность, ксено- и графомания...