Матрос Кошка
Шрифт:
Наконецъ, грохотъ канонады началъ постепенно утихать, а къ вечеру потчи все смолкло, только одна англійская батарея, подобно обозлившейся собаченк, продолжала тявкать своими пушками до самой темноты, посылая свои снаряды все въ тотъ же многострадательный 3-й бастіонъ. Наконецъ, наступила ночь, и водворилась тишина.
Такъ кончилось это знаменитое бомбардированіе въ денъ 5-го октября.
Всть объ этомъ бомбардированіи нашей твердыни облетла всю Россію. Дрогнуло русское сердце и вс помыслы обратились къ Севастополю.
Со всхъ концовъ Руси
Государь Императоръ послалъ туда Дтей своихъ, Вел. Кн. Михаила Николае- . вича и Николая Николаевича, причемъ писалъ къ князю Горчакову слдующее:
«Полагаю, что долгъ чести требуетъ, чтобы ты Моихъ рекрутъ немдля отправилъ въ Крымъ, къ Меньшикову, съ тмъ, чтобы они тамъ оставались при немъ до минованія опасности, или до изгнанія непріятеля; потомъ же, чтобы воротились къ теб. Ежели опасность есть, то не Моимъ дтямъ удаляться отъ нея, а собой
подавать примръ другимъ. Итакъ съ Богомъ, вели имъ отправиться туда».
«Прощай, обнимаю тебя душевно, да хранитъ тебя Господь.
«Обними Моихъ рекрутъ, благослови ихъ путь, и всмъ нашимъ поклонись».
Въ другомъ письм къ князю Меньшикову отъ 14-го октября.
« . . . . Сыновьямъ Моимъ Николаю и, Михаилу дозволилъ Я хать къ теб: пусть, присутствіе ихъ при теб докажетъ войскамъ степень Моей довренности; пусть дти учатся длить опасности ваши и примромъ своимъ служить одобреніемъ Храбрымъ нашимъ сухопутнымъ и морскимъ молодцамъ, которымъ Я ввряю. Обнимаю отъ, души; да хранитъ тебя и всхъ васъ Милосердный Богъ. Сегодня отслужили мы панихиду по почтенномъ геро Корнилов и горько плакали. Царство ему Небесное!» 3).
Посл 5-го октября, непріятель снова продолжалъ сильное бомбардированіе, надясь устрашить этимъ гарнизонъ и ворваться черезъ засыпанные рвы и разрушенныя стнки, въ городъ.
Но вс ихъ старанія были напрасны,
защитники стойко выдерживали осаду, а разрушенные насыпи и бастіоны въ одну ночь выростали снова, готовые принять къ себ врага во всякую минуту.
Тогда французы и англичане, видя безуспшность своихъ усилій, повели правильную осаду и начали свои подступы про тивъ 8-го и 4-го бастіоновъ и Малахова кургана, не прекращая, между тмъ, своей неумолкаемой канонады.
Потянулись безконечные дни томительной осады, среди вчнаго неумолкаемаго гула канонады, вырывающей каждый день у насъ изъ строя до 200 человкъ.
Осада длилась цлыхъ триста сорокъ девять дней! И впродолженіи этого длиннаго періода времени, этой достопамятной войны, было столько частныхъ подвиговъ безшабашной молодецкой удали, что сами непріятели, изумленные этимъ, —бросали ружья и рукоплескали съ криками «браво»!
Посл 10-го октября
– „..Тогда, чтобы ото лечь у силіягншіртяте ля отъ Севастополя, Меньшиковъ ршился атаковать англійскую позицію, и направилъ новоприбывшія войска прямо съ похода на Балаклаву.
Произошло знаменитое Балаклавское сраженіе, окончившееся полною побдою нашихъ войскъ, причемъ въ наши руки попалось небольшое число плнныхъ, лошадей, не мало оружія, одно знамя, 11 орудій, 60 патронныхъ ящиковъ и всякаго турецкаго скарба.
Балаклавская побда оживила духъ нашихъ войскъ, которыя съ большимъ рвеніемъ принялись возобновлять разрушенныя укрпленія.
23 октября изволили прибыть Великіе Князья Николай и Михаилъ Николаевичи.
Войска приняли Царскихъ дтей восторженно.
— Драться будемъ, ребята!—сказали они, объзжая войска подъ сильнымъ дождемъ.
— Рады стараться! Ура! Готовы въ огонь и воду!—слышались повсюду крики.
— Государь Императоръ кланяется вамъ, ребята!..
— Будемъ драться на смерть! Ура!
Полетли на воздухъ шапки, и каждый
воинъ, ободренный ласковымъ Государевымъ словомъ, чувствовалъ сильный восторгъ.
Это совершилось передъ самымъ Инкерманскимъ сраженіемъ, почти наканун.
24-го октября, началось знаменитое Инкерманское дло, хотя для насъ и не удачное, но за то полки столько выказали геройской отваги, что привели въ немалое смущеніе союзниковъ.
Въ такой маленькой книжк всего не разсказать, а пришлось бы исписывать цлые томы, чтобы описать мало-мальски подробно, но не утерплю, чтобы не упомянуть слдующаго эпизода:
Въ пылу битвы рядовой Охотскаго полка (имя неизвстно) выноситъ на себ убитаго французскаго офицера.
Когда къ нему обратились съ вопросомъ, къ чему онъ притащилъ убитаго, солдатъ отвтилъ:
— Это храбрый офицеръ! Онъ на моихъ глазахъ уложилъ троихъ нашихъ и моего капральнаго; я не спускалъ съ него глазъ, и, все-таки добравшись, всадилъ ему въ бокъ штыкъ; въ ту минуту, какъ онъ надалъ, онъ оснилъ себя крестнымъ знаменіемъ. Вижу я, что это не бусурманъ, а христолюбивый воинъ, и потому нужно похоронить его съ нашими. Поступокъ и отвтъ настоящаго православнаго витязя.
А вотъ вамъ тоже подвигъ, но только особаго рода:
Кончился бой.
Истомленныя войска двигаются къ Се-
вастополю отдльными группами, а нкоторые ужъ сильно усталые или изнемогшіе отъ ранъ кучками садятся при дорог.
Откуда ни возьмись, появляется старуха, идетъ она изгибаясь подъ вязанкой дровъ, съ большущимъ горшкомъ и сковородкой подъ мышкой. Живо усвшись между солдатами, она развела огонь, разогрла сковородку и, смазавъ ее постнымъ масломъ, проворно начала печь аладьи!
Быстро исчезаютъ аладьи въ желудкахъ проголодавшихся воиновъ, а старуха печетъ все новыя и приговариваетъ: