Меч истины

Atenae

Выходя за двери, я не посмел оглянуться, чтобы в последний раз посмотреть на умирающего человека по прозвищу Меч.

*

Дождавшись темноты, я перелез через низкую каменную ограду монастыря. Болело всё тело, особенно помятые наёмниками руки, но я как мог быстро побежал в сторону знакомого дома. Добравшись до него, я заглянул в окно кухни, для чего пришлось влезть на перевёрнутое ведро. Я медлил, хотя медлить было нельзя. По своему малодушию я боялся встретиться с Аяной. Ибо не мог сказать ей о смерти

мужа. Я из последних сил молился о том, чтобы это был Лугий. Легче было стерпеть любые побои, только бы не смотреть в глаза женщины моими стараниями ставшей вдовой!

Из моей груди вырвался короткий вскрик, когда я почувствовал, как чьи-то твёрдые, как железные крючья, пальцы схватили меня сзади.

– Ах ты, гадёныш! Да я тебя сейчас, будешь знать, как репу воруют!
– прошипел мне в ухо знакомый голос.

– Томба, это я, Давид! Отпусти меня!

Чернокожий Голиаф разжал свою хватку.

– Смотри-ка, правда, ты! Где же ты был? – удивился он и добавил шёпотом, – А у нас несчастье – Визарий пропал.

– Где галл, Томба? Мне срочно нужно с ним поговорить.

Но великан продолжал, словно не слышал моего вопроса.

– Три дня назад получил от кого-то послание. Никому ничего не сказал. Мы думали, его кто-то нанял, да только вчера Лугий обнаружил, что меч лежит в сундуке …

– Томба! – возопил я шёпотом. – Мне нужен галл!

– Так я и говорю: Лугий решил, что какой-то разбойник решил ему отомстить. Маго, что ли? Вроде бы Визарий слишком много знал о его делишках. Вот он и ищет этого Маго во вчерашнего вечера. Так что его дома нет.

– Спаси тебя Господь, Томба, - быстро проговорил я и бросился прочь.

– Куда ты? Ночью на улицах опасно! Вернись Давид! – кричал мне вослед Томба.

Если галла не окажется у «Ключа Диониса», то я обегаю весь город, но найду его!

Я буквально налетел на Лугия, на пустыре у таверны. Галл притаился в кустах и наблюдал за крыльцом, освещённым тусклым светом единственного подслеповатого фонаря.

– Ага! Кто это у нас здесь? Раб Божий! – прошипел он, хватая меня за плечи. – И что это мы делаем в столь поздний час в таком богопротивном месте?

– Я… тебя… искал, - тяжело дыша от долгого бега и страха, прохрипел я, и, не делая пауз, принялся рассказывать историю своего предательства.

Сначала галл выпустил меня из рук, потом вся его фигура стала деревенеть. В конце он спросил только:

– Где сейчас Визарий?

У меня язык прилип к нёбу. Я смолк и опустил голову.

– Где сейчас Визарий?!! – громовым голосом вскричал Лугий, и в крике этом прозвучало такое отчаяние, что я понял: мне не придётся искать ту злополучную осину, я умру прямо здесь, как только скажу ему последние слова. Тем не менее, я поднял голову.

– Он умер. Прокл приказал убить его.

Галл застонал, скрипнув зубами. Потом провёл ладонью по лицу.

– Будь ты проклят, лицемерный щенок! Становись на колени, - сдавленно проговорил он. – Я убью тебя и останусь жив, потому что ты виновен в самом грязном преступлении. А потом я найду твоего епископа и убью его тоже.

– Нет, остановись! – вскрикнул я. – Прежде чем убьёшь меня, выслушай,

что тебе следует знать. Прокл замыслил извести всю семью Визария. Ты должен спасти их и спастись сам. Визарий хотел этого. Возможно, утром за вами придут, чтобы отвести к епископу. Они постараются сделать это быстро, особенно после того, как увидят, что моя келья пуста. Ты должен увести женщин и детей, пока не поздно. Торопись, пусть хоть ребёнок Визария будет жить. Я не могу сделать для него больше.

Лугий молчал. Пальцы его судорожно сжимались на поблёскивающей рукояти меча. Я опустился на колени.

– Я с радостью приму твой удар, потому что я – предатель. Но помни о том, что сказал тебе перед смертью. Верь мне! Мы исповедуем разную веру, но, согласно моей, человек, находящийся при смерти, не может лгать.

Он продолжал стоять надо мною, как ангел возмездия. Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и стал молиться, благодаря Господа за то, что отвёл меня от самоубийства. Я долго молился, а благодетельная смерть почему-то медлила. Открыв глаза, я обнаружил, что на пустыре кроме меня никого нет.

Я был недостоин отпущения…

*

Галл поверил мне. Для меня это было неоспоримо. Я выполнил то, что не мог сделать никто кроме меня. Теперь я был спокоен и понимал необходимость воздаяния. Покинув пустырь, я спустился к таверне. Вошёл в открытые ворота конюшни. Там было тепло и пахло жизнью, которой я уже не принадлежал. Я готов был к тому, что животные встретят меня – создание мрака – возмущённым ржанием. Но было тихо. Прошёл в крайний денник, где стояла крупная лошадь то ли гнедой, то ли вороной масти, в темноте разглядеть было трудно. Животное доверчиво сунулось ко мне тёплой мордой, жарко дохнуло в лицо. Я прижался щекой к бархатистому храпу. Лошади было всё равно праведник я или предатель, её ласковое тепло согрело мою иззябшую душу.

Почему-то я подумал о матери, которой никогда не знал. Раньше я думал о ней с ноющей обидой брошенного ребёнка, теперь же во мне не осталось злости.

Что если она материнским чутьём уже тогда ощущала, кого произвела на свет? Быть может, она хотела защитить меня от злой судьбы, оставляя на пороге пристанища той религии, которая почитает предательство худшим из грехов?

Слёз больше не было. Они иссякли, еще когда искал Лугия. Где-то тут должны быть вожжи. Моя рука нащупала их в темноте, висящие на крюке, вбитом в стену. Я намотал их на ладонь и тихонько выскользнул из конюшни.

За городскими воротами я оказался, когда бархатная чернота ночи стала подёргиваться белесоватым утренним налётом. Ночная стража равнодушно проводила меня полусонными взглядами. Охранникам не было дела до тех, кто покидал город. Я медленно брёл, пока не оказался на берегу. Прибой был небольшим, море лениво шуршало мелкими волнами. На рассвете обычно поднимается ветер. Скоро он задует, но я этого, скорее всего, не услышу. Время самоубийц и преступников – ночь.

Вода была уже по-осеннему холодной, но я всё равно вошёл в море. Моё тело некому будет обмыть. Я позабочусь об этом сам.