Меч истины
Шрифт:
– Сейчас вам лучше уйти. Жданка сделала всё, что могла. Не её вина, что убогий видит не так. Женщине надо отдохнуть.
У греков не принято воспринимать баб всерьёз. Но в чёрном племени Томбы всё было иначе, и выглядел увечный воин так, что танаисцы не посмели ослушаться.
– А с этим что? – Кратон указал на Гилла.
Александр угрюмо произнёс:
– При нас будет. Мало ли?
У меня не было никаких идей, так что удерживать их я не стал. Да и Жданка беспокоила. Впрочем, Аяна уже усадила её, поила простоквашей. Жданкины руки теребили пояс Визария, но снять его она не пыталась. Томба хромал кругом, гасил недогоревшие лучины. Мои домашние выглядели так, словно происшедшее было чем-то обыденным,
– Что ты понял? – обернулся Томба ко мне.
– Что мальчишка смотрит задницей и думает брюхом.
– А кроме этого?
Ну, как это может быть, чтобы коренастый седой нубиец был похож на долговязого русоволосого римлянина? И говорил с теми же интонациями.
Я пожал плечами.
– И тебе не приходит в голову, что две одинаковые девки – это дочери-близнецы изгнанника Скильда?
Ну, столько-то я соображаю!
*
Есть у константинопольских ромеев на редкость глупая забава: разукрашенные конские упряжки бегают друг за другом по замкнутому кругу – кто кого перегонит. А ромеи сидят вокруг и страшно кричат, кто кого переорёт. Это у них называется «болеть». В самом деле, больные на всю голову. Мы с Визарием однажды ходили смотреть, так потом нас эти болезные чуть не задавили, радуясь. Чего меня лапать, я ж не девка! И по кругу в упряжке не бегал. Мало того, на выходе с ипподрома на нас накинулись сторонники тех, кто проиграл. Даже Визарию кулаками помахать пришлось, иначе нипочём бы не выдрались.
Вот и мысли мои бегали, как те дурацкие упряжки по кругу, и не могли остановиться.
Нет, что-то после странного обряда прояснилось. Можно даже сказать, встало на свои места. И как ни жутко выглядело всё, теперь уже было понятно, что ламии тут ни при чём. Вполне земная история: изгнанники, мстящие своим гонителям. Леонтиск, Адраст, Филомен – все они были архонтами, все принимали решение наказать преступников. Лучше бы казнили, право слово. Скильду отрубили руку – вот вам руки и ноги, развешанные по кустам. Кого-то там клеймили – получите монетку на лоб! Верховодят всем подросшие дочурки Скильда. Где-то ещё ведь и сын есть наверняка. Тоже, должно быть, с мозгами в ссоре, у них, видать, папа такой был? Семейка уродов, и безумный Кикн с цепью – для полноты впечатлений. А в целом получается такая картинка, что голова с плеч в ужасе бежит.
И всё-таки что-то не складывалось. В город проникнуть бандиты могли легко, кое-где до сих пор стена мне по плечи. Танаис – беспечный городок, за глупость таки надо наказывать. Но кто-то же в таверне сидел, когда бедняга Евмен хотел о Скильдингах рассказать. И этот кто-то вышел Кикна предупредить. Снова я возвращался к этой мысли. Кто? Хвост всей истории скрывался в Танаисе, мне бы его ухватить. Остальное – забота стратега.
А он уже и начал заботиться. На следующий день снарядил отряд, который привёз в город останки погибших. По греческому обычаю похоронные обряды длятся двенадцать дней. А потом он собрал народ и объявил новый порядок. Отныне и до тех пор, пока с бандой не будет покончено – никто без спросу из города ни ногой. Все мужчины идут на строительство стен. Возобновляется постоянное несение караулов. Из самых сильных мужиков Александр набрал себе гвардию, полторы сотни человек. Они должны были блюсти порядок, наказывать ослушников, охранять горожан. Видал я этих ребяток – серьёзные такие, даже меня напугали. А ещё пообещал, когда опасность минет, снарядить посольство в Пантикапей – просить у царя защиты и милости. В общем, всё, как предсказывал покойничек Филомен.
И отсюда выходило, что Александру происходящее нужнее всех.
Но тут одна загвоздка – не было Александра в таверне. И близко даже не было. Кратон там был, верный Кратон, Александрова
По поводу Кратона имелось у меня и другое соображение. Гилл-дурачок онемел на Скотьей Могиле четыре года назад. Об этой Скотьей Могиле Кратон мне рассказывал так, словно сам там был. Но разве не говорили мне, что боспорец приехал с караваном в день смерти Леонтиска, то есть двумя годами позже? Странная история. Тем более странная, что пантикапейского племянника никто, кроме прежнего стратега не знал. Вот и понимай, как хочешь!
И по всему выходило так, что надо мне ещё раз дурацкие сны смотреть. Только пока я этого сделать не мог.
После обряда Жданка всерьёз заболела. Лежала ко всему безучастная, бледная, говорила с трудом. Это и понятно: волшба всегда много сил отбирает, а в тот день её усилиями мы видели такое, что сами едва не рехнулись. Она же напугалась до смерти. Хоть и пришлось ей страху повидать, когда готы деревню разорили, воительницей, подобно Аяне, Жданка не стала. И то, что амазонка приняла с отвращением, но стойко, тихую ведунью подкосило. Я однажды слышал, как она просила названную сестру:
– Дочку мою не оставь.
Аяна всегда говорила, как рубила:
– Помирать собралась? Лучше сама одумайся, не то за косу из ирия вытяну. Струсила что ли?
– Не понимаешь ты, Смородина. Я видела: придут они за мной.
Но Аяну было не пронять:
– А пусть приходят. Мне давно срубить кого-нить хотелось – почему не этих? А противные какие, белобрысые – фу! Ты только скажи, как их тебе – одним куском подавать или настрогать помельче?
Амазонка никогда не была дурой, склонной к похвальбе. Тут же она хорохорилась мужам на диво, а Томба ещё улыбался, морща чёрное лицо, и даже советы давал. Но Жданкин страх не проходил. И дочка моя, напуганная материной болезнью, всё время пряталась где-то подле - охраняла. И конечно, несмышлёный Гай крутился тут же. В общем, в доме проходу нет от страдальцев и героев.
Когда это до меня дошло, я страшно озлился. На себя, за то, что позволил их в это втянуть. И, как ни странно, на Визария. Разве можно при таком ремесле семьёй обрастать, позволять кому-то тревожиться за тебя, видеть твою смерть каждый раз? Или так вот, как теперь – подставлять близких под удар, который тебе предназначен? А не предупреди нас Давид - на какой дыбе Аяне висеть? Какой бы смертью сына твоего кончили? А нас: Жданку, Томбу, меня? Дочка моя чем виновата? Тем, что Меч Истины ремесло своё ставит превыше жизни? Об этом ты должен был меня предупредить, когда уводил с собой! Разве бы я пошёл, как баран, на эту бойню, где не мне одному освежёванному быть?
Впрочем, кажется, он не звал меня с собой. И не просил ни о чём. И главная его вина, если вдуматься, в том, что сейчас его рядом нет. Уже очень давно не говорил он со мной, не давал с усмешкой советов. Прошлое прошло! Мне бы только со всем этим развязаться – брошу всё к шелудивым собакам! Чтобы дочка не боялась, чтобы жена не болела. Надо только поглядеть, кого Гилл-дурачок видел у Скотьей Могилы, был ли там впрямь Кратон? Или он просто мастер байки травить, как тот римлянин, чей свиток Аяна читает по вечерам? И тогда надо браться всерьёз за стратега.
Занимали они мои мысли – что греха таить. И обоих я увидел дней через пятнадцать после прогулки на Мёртвый Танаис. Александрова гвардия пошла по дворам – сгонять мужиков на постройку стен. Потащили и меня. Томбу не тронули - за его увечья и седину. То, что нубиец на вытянутых руках полные вёдра сорок раз выжимает, парням было неоткуда знать. Хотел бы я глянуть, много ли останется от того, кто сочтёт безобидным старого гладиатора?
Я шёл себе, не брыкался. Как не тяни кота за хвост – всё равно отрывать придётся. Вот сейчас с ними и поговорю.