Меч в терновом венце

Савин Иван Иванович

ПОЙДЕМ ЗА НИМ!

Посвящается Ф. В. Винбергу

Он нас зовет к воздвиженью Престола, Как Минин звал великих предков встарь. Он нам гласит: «Изжила срок крамола, И жив с Семьей Пресветлый Государь. Ко мне, орлы! Ко мне, бойцы Царевы! Да будет мне ниспослано судьбой Сорвать с рабов кровавые оковы, Для блага родины пожертвовать собой». Так нам звучит в изгнанье голос милый, Суля мечтам желанный, светлый миг. А вкруг шипят мятущиеся силы, Куя звено предательских интриг. Забыв конец заученной былины, Вожди слепцов, создав из граждан рать, Коварным лозунгом «партийной дисциплины» Наш честный долг стремятся обуздать. Но пусть предательство готовят вновь Иуды, Играя нагло чувством дорогим; Забудем ссоры, толки, пересуды, Он нас зовет — пойдем скорей за Ним. Пойдем вперед, заслышав голос Царский: Он нас зовет на нивы русских сеч; И — верим мы — маститый князь Пожарский, Смягчась душой, возьмет державный меч.

ВЕНЕЦ БОГОМАТЕРИ

Радуйся, Владычице милостивая,

о нас пред Богом предстательница!

Акафист Божией Матери

В оны дни, измученный страданьем, Изможденный бременем невзгод, К Богоматери стекался с упованьем Православный, страждущий народ. И толпясь у чудотворной сени, — Пред Заступницей склонялся

на колени, Чуждый мира и его забот. Из далеких дебрей и селений Нес он к Ней с дырявою сумой Тихий шепот пламенных молений Плач души, истерзанной судьбой, Боль недужных вековых страданий, Недоступную для мудрых врачеваний Непосильную для немощи людской. И пред этой кротостью покорной, Умилявшей верой небеса, Совершались силой чудотворной Небывалые на свете чудеса — Из пучин земного произвола Доходили до Предвечного престола Немудреные, простые голоса. Исцеленные любовью неизменной, В умиленьи упадая ниц, Богомольцы ризой драгоценной Облекли Царицу всех Цариц. И венец бесценный и лучистый На челе Владычицы Пречистой Засиял блистательней зарниц. Шли века. Сменялись поколенья. Враг смущал мятущихся людей, Но не молкли жаркие моленья Не слабела вера прошлых дней. Темный люд заглохшими тропами Брел, согбенный, с скорбью и мольбами Под покров Защитницы своей. Шли года. Бесовские усилья Вновь сулили лютый, смертный бой. И склонились царственные крылья Перед смутой, злобой и враждой. Мономахова державная корона Покатилась по ступеням трона, Сорванная вражеской рукой. Но врагу, казалось, было мало Униженья Белого Царя — Красный змий, вздымая дерзко жало, Двинул чернь к святыням алтаря. И венец с Иконы чудотворной Наглый вор с насмешкою позорной Снял, бесчестье страшное творя. Жребий брошен — самозванцы, воры, Как давно когда-то у Креста, Позабыв корыстные раздоры, Делят ризы Матери Христа. И в тупом свершеньи святотатства, В нутряном неистовстве злорадства Богохульствуют их наглые уста. На глазах безмолвного народа Страшный грех пред Богом совершен. Пир кровавый празднует «свобода» В мрачный день печальных похорон. Брат Иуды с сердцем дерзновенным Продает купцам иноплеменным Драгоценности с ограбленных икон. Порождая радости восторга, Погостивший за морем купец, Продает с общественного торга С Богоматери украденный венец. И кокотке, вышедшей из бара, Модный лев парижского бульвара Покупает камни для колец. Бал гремит. Нарядные блудницы Мчатся в вихре пляски круговой, В их уборах, как огни зарницы, Слезы-камни искрятся игрой. Дар священный страждущего брата Брошен в жертву оргии разврата Дьявольской бессовестной рукой. А в глуши, далекой и мятежной, Где скорбит распятый человек, Богоматерь с благостью безбрежной Смотрит скорбно на кровавый век. И под вой бесовский и угрозы Перед Ней горят, как жемчуг, слезы Нищих, сирых, хворых и калек.

ЖИДОВИН

И много понтийских Пилатов,

И много презренных Иуд

Отчизну свою распинают,

Христа своего предают!..

Граф А. К. Толстой

По русскому вольному краю Верхом на двуногом осле Народный герой разъезжает С проклятым клеймом на челе. На нем пулеметные ленты, Жидовский простой лапсердак, Винтовка, ручные фанаты И красный дурацкий колпак. Он едет и в ведро и в стужу, Он едет и ночью и днем. Болтаются красные тряпки, Бубенчики пляшут на нем. Куда богатырь ни приедет, Везде ему царский почет. Честит его хлебом и солью Свободный российский народ. Гогочут подростки и бабы, Толпясь и вертясь вкруг него; За штоф с самогонкой сажают И слушают речи его. И всюду сбирает он вече, Сгоняя на площадь людей: Зовет к грабежам и насилью Во имя свободных идей. Пророчит им рай коммунизма, «Товарищам» счастье сулит, Землей голытьбу наделяет, Буржуям расправой грозит. Смеется он нагло над верой, Кощунство с святыней творит, Насилует совесть людскую И Бога открыто хулит. Он злобу в толпе распаляет, Он алчность плодит в торгаше И будит свирепого зверя В юродивой, темной душе. Разносятся пьяные крики; Гудит заунывный набат; Идут обитатели хижин Войной на владельцев палат. Клокочет вражда вековая; Беснуется пьяный народ; Сбылись предсказанья Кагала — Нет Бога, Царя и господ! С торгов продается Россия; Проклятьями дышат уста; И вновь распинают евреи На новой Голгофе Христа. Хохочет злодей-самозванец, Гарцуя на сером осле: Теперь он хозяин всесильной В святом златоглавом Кремле. Колпак он бросает дурацкий, Сломив векового врага, И кажет бесовские знаки — Залитые кровью рога. И нагло кричит, издеваясь: «Примите ж мою благодать, Скорей батожьем добивайте В крови распростертую Мать! Ко мне, мои верные слуги, Великая, вольная новь! Из кубка железного пейте Священную русскую кровь. Забудьте величье и славу Далеких, отживших времен, Заветы народных героев И память их светлых имен!» Пирует жидовское племя, Глумясь над святыней Креста, Глумясь над распятой Россией, Россией Царя и Христа!..

В ТЕ ДНИ

В те дни, когда мы все так низко пали, Везде мне грезится священный Образ Твой С глазами, полными божественной печали, С лицом, исполненным небесной добротой. Тебя жалеть я не могу, не смею: Ты для меня по-прежнему велик. Перед тобой, мой Царь, я вновь благоговею, И больно мне глядеть на Твой державный лик. Слепой народ, обманутый лжецами, За чистоту души Твоей святой Тебя клеймил постыдными словами И казни требовал. Над кем же?., над Тобой! Не так ли пал и Царь коварной Иудеи, Мессия истины, народная мечта?.. И Бога своего преступные евреи Распяли на доске позорного Креста. И Царь был осужден на пытки рабской казни, Над Божеством глумился весь народ, И люди-изверги убили без боязни Того, Кто создал мир, моря и небосвод. Но, победив в аду немые силы гроба, Воскрес Господь и всем явился вновь. Побеждена

врагов чудовищная злоба, И козни зла рассеяла Любовь… Я верю в день священного возмездья. Клятвопреступники, вас кара неба ждет! Вас уличат в предательстве созвездья, Над вами Солнце правды не взойдет. И камни возопят от вашего злодейства, Вас грозно обличит правдивая судьба За низость ваших чувств, за гнусность фарисейства, За клеветы восставшего раба… Еще недавно так, пред Ним склоняя выи, Клялися вы Его до гроба защищать, И за Царя-Вождя, Хозяина России, Вы обещали жизнь безропотно отдать. И что же?! где слова? где громкие обеты? Где клятвы верности, присущие войскам? Где ваших прадедов священные заветы? А Он, обманутый, Он твердо верил вам! Он, ваш исконный Царь, смиреньем благородный, В своей душе Он мог ли помышлять, Что вы готовитесь изменой всенародной России честь навеки запятнать! Предатели, рожденные рабами, Свобода лживая не даст покоя вам. Зальете вы страну кровавыми ручьями, И пламя пробежит по вашим городам. Не будет мира вам в блудилище разврата, Не будет клеветам и зависти конца; Восстанет буйный брат на страждущего брата, И меч поднимет сын на старого отца… Пройдут века, но подлости народной С страниц Истории не вычеркнут года: Отказ Царя, прямой и благородный, Пощечиной вам будет навсегда!

ГРЯДУЩЕЕ

Гляжу спокойно в даль веков, Без сожаленья и боязни. Что для меня мятеж рабов, Насилья, стоны, кровь и казни? Ничто не ново под луной — Гроза пройдет, покой настанет, И над смирившейся волной Сиять, как прежде, солнце станет. Всему свой срок, своя пора, Пургу зимы весна сменяет, И сплав льдяного серебра Улыбкой знойной расплавляет… Ударит час — родной слепец От красных бельм своих прозреет, И всё постигнет наконец, И козни вражии рассеет. Крестом саженным осенясь, Спокойно, вдумчиво и кротко Он с правдой установит связь, И истину запишет четко. К Европе подлой став спиной И углубясь во мглу преданий, Он вынет гордо быт родной Из погребов воспоминаний. Пройдя сквозь грозный строй невзгод И раскусив нутром обманы, Начнет зализывать народ Свои дымящиеся раны. Он вспомнит набожных Царей, Их правду, милость и смиренье И проклянет поводырей Богопротивные движенья. Пройдет неистовый угар И жажда зверств и дикой воли, И то, что буйный сжег пожар, Отстроит горб покорной голи. Опять возьмется Божий люд За ржавый заступ и лопату, Проснутся знанья, долг и труд, И брат протянет руку брату. И будет мир, и будет лад, Хлеба оденут гладь пустыни, И чернь найдет зарытый клад В обломках попранной святыни… Гляжу спокойно в даль веков, Без опасений и без страха — И зрю Россию без оков В державной шапке Мономаха.

ВЕРУЮ!

В годины кровавых смут и невзгод Я верю в Россию! Я верю в народ! Я верю в грядущее радостных дней Величья и славы отчизны моей! Я верю, что годы страданий пройдут, Что люди свое окаянство поймут, И буйную злобу и ненависть вновь Заменит взаимная наша любовь. Я верю, что в блеске воскресных лучей Заблещут кресты златоглавых церквей. И звон колокольный, как Божьи уста, Вновь будет сзывать нас в обитель Христа. Я верю — из крови, из слез и огня Мы встанем, былое безумье кляня. И Русью Святой будет править, как встарь, Помазанник Божий — исконный наш Царь.

Иван САВИН

ПЕРВЫЙ БОЙ

Он душу мне з а лил метелью Победы, молитв и любви… В ковыль с пулеметною трелью Стальные легли соловьи. У мельницы ртутью кудрявой Ручей рокотал. За рекой Мы хлынули сомкнутой лавой На вражеский сомкнутый строй. Зевнули орудия, руша Мосты трехдюймовым дождем. Я крикнул товарищу: «Слушай, Давай за Россию умрем». В седле подымаясь, как знамя, Он просто ответил: «Умру». Лилось пулеметное пламя, Посвистывая на ветру. И чувствуя, нежности сколько Таили скупые слова, Я только подумал, я только Заплакал от мысли: Москва…

"Кто украл мою молодость…"

Кто украл мою молодость, даже Не оставил следов у дверей. Я рассказывал Богу о краже, Я рассказывал людям о ней. Я на паперти бился о камни. Правды скоро не выскажет Бог. А людская неправда дала мне Перекопский полон да острог. И хожу я по черному снегу, Никогда не бывав молодым, Небывалую молодость эту По следам догоняя чужим. Увели ее ночью из дому На семнадцатом, детском году. И по вашему стал, по седому, Глупый мальчик метаться в бреду. Были слухи — в остроге сгорела, Говорили — пошла по рукам… Всю грядущую жизнь до предела За года молодые отдам! Но безмолвен ваш мир отснявший. Кто ответит? В острожном краю Скачет выжженной степью укравший Неневестную юность мою.

CHANSON TRISTE [7]

Маме

Жизнь ли бродяжья обидела, Вышел ли в злую пор у … Если б ты, мама, увидела, Как я озяб на ветру! Знаю, что скоро измочится Ливнем ночным у меня Стылая кровь, но ведь хочется, Все-таки хочется дня. Много не надо. Не вынести. И все равно не вернуть. Только бы в этой пустынности Вспомнить заветренный путь, Только б прийти незамеченным В бледные сумерки, мать, Сердцем, совсем искалеченным, В пальцах твоих задрожать. Только б глазами тяжелыми Тихо упасть на поля. Где золотистыми пчелами Жизнь прожужжала моя, Где тишина сероокая Мертвый баюкает дом… Если б ты знала, далекая, Как я исхлестан дождем!

7

Печальная песня (фр.).

"Кипят года. В тоске смертельной…"

Кипят года. В тоске смертельной, Захлебываясь на бегу, Кипят года. Твой крестик тельный В шкатулке крымской берегу. Всю ночь не спал ты. Дрожь рассвета Вошла в подвал, как злая гарь Костров неведомых, и где-то Зажгли неведомый фонарь, Когда, случайный брат по смерти, Сказал ты тихо у окна: «За мной пришли. Вот здесь, в конверте, Мой крест и адрес, где жена. Отдайте ей. Боюсь, что с грязью Смешают Господа они…» — И дал мне крест с славянской вязью, На нем — «Спаси и сохрани». Но не спасла, не сохранила Тебя рука судьбы хмельной. Сомкнула общая могила Свои ресницы над тобой… Кипят года в тоске смертельной, Захлебываясь на бегу. Спи белым сном! Твой крестик тельный До белой тризны сберегу.