Меч в терновом венце

Савин Иван Иванович

6

Степная быль дышала сонно, Был тверд загар казачьих лиц, Как воды медленного Дона, Текла простая жизнь станиц. Весну встречали в поле, сея, Скотину выгнав из базов. Под Пасху ждали иерея К лампадам темных образов. Косили в зной, возили кони Снопы на шумное гумно, Желтей червонца на попоне Лежало новое зерно. Зимой же спали. Песни пели. Дед ы , хваля минувший век, Хлебали взвар и с хлебом ели Арбузный мед, густой нардек.

7

Не к жизни бранной и беспечной Взывал,

спокойствием маня, Средь вишняка дымок кизечный Над мирным кровом куреня. Страны померкнул образ древний. Средь электрических зарниц Никто не отличал деревни От вольных некогда станиц. Покоем грезили левады, И стал казак с былым не схож, Неся на чубе лоск помады, Под скрип резиновых калош.

8

Февраль принес с собой начало. Ты знал и ждал теперь конца. Хмельная Русь себя венчала Без Мономахова венца. Тебе ль стоять на Диком поле, Когда средь вздыбленных огней Воскресший Разин вновь на воле Сзовет испытанных друзей? Ты знал — с тобой одним расплата За тишь романовского дня. Теперь не вскочит пылкий Платов, Тебя спасая, на коня.

9

Давно оплеванным призывом Серели мокрые листки, С тоской кричали и надрывом Внизу вокзальные свистки. В тумане сумрачно темнели Бульваров мокрых тополя, А партизаны шли и пели: «Увидим стены мы Кремля». Гудели пушки недалёко, И за грехи своих отцов Шли дети к смерти одиноко, И впереди них — Чернецов.

10

Кружились вихри снеговые Над свежей глиною могил. Знал Калед и н, кого впервые Он на кладб и ще проводил. Мела метель. Покорно ждали Неотвратимого конца, Но эти дни зачаровали Снегами юные сердца. И стало тесно и немило В глухих родительских домах. Когда свой знак нашил Корнилов На партизанских рукавах.

11

Зарю казачьего рассвета Вещал речами мудро Круг, Цвело надеждой это лето, И тополей кружился пух. Несли к собору из музея Знамена, стяги, бунчуки, И, дикой местью пламенея, Восстав, дралися казаки. А там, где раньше были дачи, Полков младых ковалась крепь. Блестел собор с горы иначе — Иной теперь вставала степь.

12

И над дворцом зареял гордо, Плеща по ветру, новый флаг. Звучало радостно и твердо И «danke sch"on», и «guten Tag». Открылись снова магазины, Забыв недавнее давно, В подвалах налили грузины Гостям кавказское вино. И всё собою увенчала Герба трехвековая сень, Где был казак нагой сначала, Потом — с стрелой в боку олень.

13

О, эти дни кровавых оргий! — Ты для себя сам стал чужим. Побед минутные восторги Летели прочь, как легкий дым. И был уверен ты заранее — Не властны в эти дни вожди, И пламя буйное восстаний Зальют осенние дожди.

14

Но вновь за мертвенной зимою, В последний раз хмельна, красна, Играла полою водою Твоя последняя весна. Молниеносные победы Благословлял весенний дух, И расцветали вновь обеды, Молебны и речистый Круг.

15

Британцы,

танки и французы… Как дань восторгов и похвал Надели а нглийские блузы И гимназист, и генерал. Кто не был бодр, кто не был весел, Когда на карте за стеклом Осваг победный шнур повесил Между Одессой и Орлом? И все надежды были пр а вы — На север мчались поезда. Была тускла средь белой славы Пятиконечная звезда.

16

Как был прекрасен и возвышен Высокий строй газетных слов! Казалось всем, что был уж слышен Кремлевский звон колоколов. Блестели радостные взоры; Под громы дальних канонад, Как порох, вспыхивали споры — Кому в Москве принять парад, Кто устранит теперь препоны, Когда еще повсюду мгла, — Орел двуглавый без короны Или корона без орла?

17

Дымилась Русь, горели сёла, Пылали скирды и стога, И я в те дни с тоской веселой Топтал бегущего врага, Скача в рядах казачьей славы, Дыша простором диких лет. Нас озарял забытой славы, Казачьей славы пьяный свет. И сердце всё запоминало, Легко рубил казал с плеча, И кровь на шашке засыхала Зловещим светом сургуча.

18

Тамбов. Орел. Познал обмана Ты весь чарующий расцвет, Когда смерч древнего бурана Сметал следы имперских лет. И над могилою столетий Сплелися дикою гульбой Измена, подвиги и плети, И честь, и слезы, и разбой.

19

Колокола могильно пели. В домах прощались. Во дворе Венок плели, кружась, метели Тебе, мой город, на горе. Теперь один снесешь ты муки Под сень соборного креста. Я помню, помню день разлуки В канун Рождения Христа. И не забуду звон унылый Среди снегов декабрьских вьюг И бешеный галоп кобылы, Меня бросающей на юг.

«На солнце, в мартовских садах…»

На солнце, в мартовских садах, Еще сырых и обнаженных, Сидят на постланных коврах Принарядившиеся жены. Последний лед в реке идет, И солнце греет плечи жарко; Старшинским женам мед несет Ясырка — пленная татарка. Весь город ждет и жены ждут, Когда с раската грянет пушка, Но в ожиданье там и тут Гуляет пенистая кружка. А старики всё у реки Глядят толпой на половодье — Из-под Азова казаки С добычей приплывут сегодня. Моя река, мой край родной, Моих прабабок эта сказка, И этот ветер голубой Средневекового Черкасска.

«Эти дни не могут повторяться…»

Эти дни не могут повторяться, Юность не вернется никогда. И туманнее и реже снятся Нам чудесные, жестокие года. С каждым годом меньше очевидцев Этих страшных, легендарных дней. Наше сердце приучилось биться И спокойнее, и глуше, и ровней. Что теперь мы можем и что смеем? Полюбив спокойную страну, Незаметно медленно стареем В европейском ласковом плену. И растет и ждет ли наша смена, Чтобы вновь в февральскую пургу Дети шли в сугробах по колена Умирать на розовом снегу? И над одинокими на свете, С песнями идущими на смерть, Веял тот же сумасшедший ветер И темнела сумрачная твердь.