Меч в терновом венце

Савин Иван Иванович

ЗНАМЯ

Мне снилось казачье знамя, Мне снилось — я стал молодым. Пылали пожары за нами, Клубился пепел и дым. Сгорала последняя крыша, И ветер веял вольней, Такой же — с времен Тохтамыша, А, может быть, даже древней. И знамя средь черного дыма Сияло своею парчой, Единственной, неопалимой, Нетленной в огне купиной. Звенела новая слава, Еще неслыханный звон… И снилась мне переправа С конями, вплавь, через Дон. И воды прощальные Дона Несли по течению нас, Над

нами на стяге иконы, Иконы — иконостас. И горький ветер усобиц, От гари став горячей, Лики всех Богородиц Качал на казачьей парче.

«Было их с урядником тринадцать…»

Было их с урядником тринадцать Молодых безусых казаков. Полк ушел. Куда теперь деваться Средь оледенелых берегов? Стынут люди, кони тоже стынут, Веет смертью из морских пучин… Но шепнул Господь на ухо Сыну: Что глядишь, Мой Милосердный Сын? Сын тогда простер над ними ризу, А под ризой белоснежный мех, И все гуще, все крупнее книзу Закружился над разъездом снег. Ветер стих. Повеяло покоем. И, доверясь голубым снегам, Весь разъезд добрался конным строем Без потери к райским берегам.

«Мороз крепчал. Стоял такой мороз…»

Мороз крепчал. Стоял такой мороз, Что бронепоезд наш застыл над яром, Где ждал нас враг, и бедный паровоз Стоял в дыму и задыхался паром. Но и в селе, раскинутом в яру, Никто не выходил из хат дымящих — Мороз пресек жестокую игру, Как самодержец настоящий. Был лед и в пулеметных кожухах; Но вот в душе, как будто, потеплело: Сочельник был. И снег лежал в степях. И не было ни красных и ни белых.

«Всегда найдется, чем помочь…»

Всегда найдется, чем помочь, — И словом, и делами. И пусть опять приходит ночь С бессонными глазами. Она другим еще темней, Настолько мир им тесен, Как будто нет живых людей, И нет чудесных песен. Ведь только у слепых в ночи Нет близкого рассвета. И, ради Бога, не молчи: Он не простит нам это!

ОДНОЛЕТОК

Подумать только: это мы Последние, кто знали И переметные сумы, И блеск холодной стали Клинков, и лучших из друзей Погони и похода, В боях израненных коней Нам памятного года В Крыму, когда на рубеже Кончалась конница уже. Подумать только: это мы В погибельной метели, Среди тмутараканской тьмы Случайно уцелели. И в мировом своем плену До гроба всё считаем Нас породившую страну Неповторимым раем.

«Помню горечь соленого ветра…»

Помню горечь соленого ветра, Перегруженный крен корабля; Полосою синего фетра Уходила в тумане земля. Но ни криков, ни стонов, ни жалоб, Ни протянутых к берегу рук — Тишина переполненных палуб Напряглась, как натянутый лук, Напряглась и такою осталась Тетива наших душ навсегда. Черной пропастью мне показалась За бортом голубая вода. И

прощаясь с Россией навеки, Я постиг, я запомнил навек Неподвижность толпы на спардеке, Эти слезы у дрогнувших век.

«Ты говоришь: Смотри на снег…»

Брату А. Туроверову

1

Ты говоришь: «Смотри на снег, Когда синей он станет к ночи. Тяжелый путь за прошлый грех Одним длинней, другим короче. Но всех роднят напевы вьюг, Кто в дальних странствиях обижен. Зимой острее взор и слух И Русь роднее нам и ближе». И я смотрю… Темнеет твердь. Меня с тобой метель сдружила, Когда на подвиг и на смерть Нас увлекал в снега Корнилов. Те дни прошли. Дней новых бег Из года в год неинтересней. Мы той зиме отдали смех, Отдали молодость и песни. Но в час глухой я выйду в ночь, В родную снежную безбрежность — Разлуку сможет превозмочь Лишь познающий безнадежность.

2

Нежданной дорогой с тобою мы двое Идем неразлучно, мой спутник и брат, Мы помним мучительно время былое И родины страшный, кровавый закат. Я знаю: тоской и работой остужен, Ты числишь устало пустынные дни. Наш путь и далек, и уныл, и окр у жен, Но будет порыв наш стремительно нужен, Когда мы увидим огни. Услышим звенящие трубы возврата И, близко видавшие смерть, Мы круто свернем на восток от заката, И будет ничтожна былая утрата Для вновь обретающих твердь.

«В огне все было и в дыму…»

В огне все было и в дыму — Мы уходили от погони. Увы, не в пушкинском Крыму Теперь скакали наши кони. В дыму войны был этот край, Спешил наш полк долиной Качи, И покидал Бахчисарай Последний мой разъезд казачий. На юг, на юг. Всему конец. В незабываемом волненье Я посетил тогда дворец В его печальном запустенье. И увидал я ветхий зал, Мерцала тускло позолота, С трудом стихи я вспоминал, В пустом дворце искал кого-то. Нетерпеливо вестовой Водил коней вокруг гарема. Когда и где мне голос твой Опять почудился, Зарема? Прощай, фонтан холодных слез. Мне сердце жгла слеза иная. И роз тебе я не принес, Тебя навеки покидая.

ВЕТЕР

Дуй, ветер, дуй! Сметай года, Как листьев мертвых легкий ворох. Я не забуду никогда Твой начинающийся шорох, Твоих порывов злую крепь Не разлюблю я, вспоминая Далекую родную степь Мою от края и до края. И сладко знать: без перемен Ты был и будешь одинаков — Взметай же прах Азовских стен, Играй листвою буераков, Кудрявь размах донской волны, Кружи над нею чаек в плаче, Сзывай вновь свистом табуны На пустырях земель казачьих. И, каменных целуя баб В свирепой страсти урагана, Ковыльную седую хлябь Гони к кургану от кургана!