Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)
Шрифт:
Барбур с любовью похлопал лошадь по шее, и она наклонила к нему голову.
— Вы не желаете ее продать? — поинтересовался Рик.
О, боже, как бы ему хотелось иметь лошадь или вообще какое–нибудь животное! Владеть и ухаживать за подделкой — это постепенно деморализует человека. Тем не менее, учитывая их социальное положение, приходилось довольствоваться электроовцой.
Даже если бы Рику и было все равно, то оставалась еще Ирен, которой это было небезразлично. И весьма.
— Продать лошадь — это было бы аморально, — обиделся Барбур.
— Тогда продайте жеребенка.
Озадаченный Барбур спросил:
— Почему? Очень многие имеют по два животных И по три, и по четыре, а вот у Фреда Уэшбориа, который владеет заводом хлореллы — у него мой брат работает, — вообще их пять. Вы разве на читали в «Хронике» статью про утку? Считается, что это самая большая и упитанная утка на всем западном побережье.
Глаза Барбура заблестели, как только он вообразил этакое богатство. Барбур постепенно погружался в транс.
Порывшись в карманах плаща, Рик отыскал свой помятый и зачитанный экземпляр «Каталога животных Сидни и Фаула», приложение за январь. Он заглянул на страницу индекса, нашел раздел жеребята–лошади и тут же определил среднюю их цену по всей стране.
— Жеребенка першерона можно купить у Сидни за пять тысяч долларов, — сказал он громко.
— Нет, не купите, — прервал его Барбур. — Смотрите, название напечатано курсивом. Это значит, что у них нет сейчас ни одного экземпляра для продажи. А цена — это на случай, если бы они вдруг появились.
— Предположим, — согласился Рик. — Я бы платил вам пятьсот долларов каждый месяц. Десять месяцев — и полная цена по каталогу.
Барбур сказал с важностью:
— Декард, вы не понимаете в лошадях. Вот почему у Сидни нет першеронов на продажу? На то есть причина. Жеребята першеронов просто не меняют владельцев даже по каталожной цене. Они слишком редко попадаются и плохо приживаются.
Жестикулируя, Барбур облокотился на общую изгородь.
— Джуди у меня уже три года, и за все это время я не встречал жеребца першерона равных с ней достоинств. Чтобы купить ее, я сам летал в Канаду и лично вез ее домой, чтобы ее не украли. Привезите такое животное куда–нибудь в Колорадо или Вайоминг — и вас живо огреют по голове, а его уведут. И знаете, почему? Перед ПМВ их были буквально сотни…
— Но, — уточнил Рик, — если у вас будет две лошади, а у меня ни одной, то разве это не станет противоречить всей теологической и моральной структуре сострадания?
— У вас есть овца. Черт побери, в своей личной жизни вы можете и этим удовольствоваться. У вас же есть животное — значит, вы живете достойно. Вот если бы у вас не было этой овцы, то я бы увидел в вашей просьбе некоторую логику. Само собой, если бы у меня было два животных, а у вас ни одного, я бы поспособствовал вам. Но у любой семьи в этом доме — так, прикинем, их где–то пятьдесят, по одной на каждые три квартиры, как я предполагаю, — у всех у нас есть какое–нибудь животное. У Грейсона есть цыпленок, вон он. Барбур показал на север.
— Сукс с женой владеют большой рыжей собакой, она лает по ночам.
Он задумался.
— Кажется, у Эда Смита есть кот, он держит его в квартире и никому не показывает. Возможно,
Подойдя к овце, Рик наклонился и начал искать в густой белой шерсти — шерсть, по крайней мере, была настоящая — спрятанную там контрольную панель механизма. На глазах у Барбура он рывком вскрыл панель, обнажая механизм.
— Видите? — спросил он. — Теперь вы понимаете, почему мне так нужен ваш жеребенок?
После некоторого молчания Барбур сказал:
— Эх бедняга, и так все это время было?
— Нет, — объяснил Рик.
Он снова закрыл панель своей электроовцы, выпрямился и повернулся лицом к соседу.
— Сначала у меня была настоящая овца. Нам ее отдал отец жены, когда он эмигрировал. Потом, примерно год назад, помните, я тогда возил ее к ветеринару. Вы как раз были наверху, а я вышел на крышу и увидел, что овца лежит на боку, не в силах подняться.
— Да, вы подняли ее, — вспомнил Барбур.
Рик кивнул.
— Да, вам удалось поднять ее, потом, через пару минут, она снова упала, — уточнил Барбур.
— У овец странные болезни, — сказал Рик, — или, другими словами, у овец множество болезней, но симптомы всегда одинаковые. Овца не может подняться, и нет способа определить, что с ней — растянута связка на ноге или животное умирает от столбняка. Моя умерла от столбняка.
— Здесь? — Барбур удивился. — На крыше?
— Сено, — объяснил Рик. — Я не снял с охапки проволоку, и Гручо — так я ее называл — поцарапалась и заразилась столбняком. Я отвез ее к ветеринару, и она там умерла. Я все думал об этом, потом вызвал одну из мастерских, где собирают искусственных животных, и показал им фотографию Гручо. Они сделали для меня вот это.
Рик показал на эрзац–овцу, которая продолжала трудолюбиво пожевывать, все еще не теряя надежды обнаружить присутствие овса.
— Это отличная работа. И я трачу почти столько же времени на уход за ней, сколько и на Гручо. Но…
Он пожал плечами.
— Это совсем не то, — закончил вместо него фразу Барбур.
— Чувство почти такое же. За ней следить так же внимательно, как и за настоящей, потому что они ломаются, и тогда все соседи могут узнать правду. Эту я возил в мастерскую шесть раз, в основном мелкие неполадки. Один раз что–то случилось с магнитной лентой, и она начала блеять без остановки. Соседи бы сразу догадались, что это механическая поломка. Фургон мастерской, — добавил Рик, — имеет, конечно, соответствующую надпись. Будто бы какой–то ветеринарный врач.
Он вдруг бросил взгляд на часы, вспомнив про время.
— Мне пора на работу, — сказал Рик. — Увидимся сегодня вечером.
Он направился к своему кару, а Барбур поспешно воскликнул вслед:
— Я никому ничего не скажу.
Остановившись, Рик хотел поблагодарить но, потом, словно отчаявшись, он проговорил:
— Не знаю, возможно, это не играет теперь никакой роли.
— Но они будут смотреть на вас сверху вниз, не все, но некоторые. Вы ведь знаете, как люди относятся к животным. Не иметь животного считается аморальным и антиэмпатическим. То есть это не преступление, как считалось сразу после ПМВ, но неприязнь к таким все равно сохраняется.