Медленное пламя
Шрифт:
— Ду, — ответил Бруклин.
Мэйси улыбнулась ему и посмотрела на меня.
— Знаешь, меня спрашивали, делает ли художница этих открыток карточки для заметок. Я обещала узнать. Если бы ты сделала несколько наборов, я бы их тоже пустила в продажу. Посмотрела бы, какой на них будет спрос.
— Займусь ими на следующей неделе, — ответила я.
— Замечательно. Вы идете на ярмарку?
Я кивнула.
Она перевела взгляд с Тоби на меня, потом обратно и, наконец, на Тоби с коляской, на Брукса и на меня.
Затем широко улыбнулась.
— Здорово. Веселитесь, — пожелала она.
—
— Я тоже. Обычно рождественская ярмарка позволяет мне дожить до марта. У меня большие надежды, — ответила она, скрестив пальцы.
Я улыбнулась ей, Тоби обнял меня за плечи, я обняла его за талию, и, держа свободные руки на коляске, мы направились дальше.
В дверь пришлось протискиваться с трудом, но мы справились.
— Как здорово, что твои открытки так быстро распродаются, — заметил Тоби, когда мы направились по тротуару к площади.
— Ага, конечно, — пробормотала я, стараясь не думать об этом, вместо этого надеясь, что продавец шоколадно-карамельных кешью, о которых мне рассказывала Дианна, был в этом году на том же месте, потому что, судя по ее описанию, я побалую себя впервые за несколько месяцев.
Я также думала о том, что после ярмарки мы поедем к Тоби за его Xbox, потом отправимся домой печь рождественское печенье, а затем ужинать. А после того, как Брукс уснет, мы устроим марафон рождественских фильмов (его выбор пал на «Кошмар перед Рождеством», а мой на «Крепкий орешек» — мы так прекрасно со всем справлялись).
Я не включала телевизор Иззи с тех пор, как отказалась от кабельного, и была немного удивлена до нелепости сильному желанию жевать домашнее рождественское печенье, сидя перед телевизором с Тоби.
У нас еще не было официального «первого свидания». Оно состоится в четверг вечером в «Звезде».
Но я решила рассмотреть сегодняшний вечер, как наше официальное первое свидание, потому что это звучало потрясающе.
— Что значит «ага, конечно»?
Я посмотрела на Тоби.
— Ничего.
— Это не ничего.
— Это пустяки, Тоби.
Он взглянул на меня, затем вышел вперед и пробормотал:
— Черт, у тебя скоро течка.
Я вздрогнула и остановила бы нас, не будь Тоби выше, крупнее и сильнее меня, и не возглавляя нашу троицу.
— Не верится, что ты это сказал, — рявкнула я.
Он снова посмотрел на меня сверху вниз.
— Что у тебя скоро течка?
Он не ошибся.
И все же!
— Откуда ты, вообще, это узнал?
— Детка, алло. Я запал на тебя с первой встречи. Другими словами, я замечал в тебе всё. Обычно ты довольно спокойная, но раз в месяц слегка злишься без всякой причины. Два дня в месяц, насколько я могу судить. Я не знал, когда они должны прийти, но поскольку трахал тебя прошлой ночью, и все было в порядке, теперь знаю, что скоро у тебя начнется.
Это действительно приводило в бешенство: я не могла злиться на Тоби, когда он до возмущения раздражал и одновременно был милым.
— Никто, кроме мужчин, не называет это «течкой», — просветила его я, хотя, возможно, это была ложь. Я просто
— Ты поняла, о чем я сказал?
— Да. — На секунду я убрала руку с коляски Бруклина, чтобы ткнуть пальцем ему в лицо и приказала: — Не смей, — я вернула руку обратно, — говорить такое еще раз. Это грубо.
Он ухмыльнулся.
— Марго оказывает на тебя влияние.
Вероятно.
Но опять же… пусть так.
— Дело не в том, что у меня скоро начнутся месячные.
— Значит, это не пустяки.
Нет, не пустяки.
— Она продает много моих открыток.
— Мэйси хороший продавец.
— Да, но она все равно продает тонну моих открыток, Тоби. А это всего лишь открытки. Они красивые, но это всего лишь открытки. И она продает их так много, потому что говорит людям, что их сделала я, и люди меня жалеют.
Он остановился, и поскольку был выше, крупнее и шел впереди, мы с Бруксом тоже остановились.
— Все в порядке, — поспешно сказала я, заметив на его лице раздраженное выражение. — Если люди жалеют бедную кассиршу из продуктового магазина, у которой похитили ребенка, но это оплачивает бензин для ее машины, мне нечего воротить нос.
— Джонни пришлось решать какую-то проблему в автомастерской в Рэдклиффе, поэтому он попросил меня внести предоплату за доставку цветов на свадьбу. Когда я пришел к Мэйси, она знала, что мы с тобой дружим, наверное, догадалась, что ты мне нравишься, поэтому, хоть я и не спрашивал, сказала мне, что если я раздумываю над тем, что положить в твой рождественский носок, то должен купить тебе сумки для продуктов. Она сказала, что ты давно положила на них глаз. Поэтому, когда я поехал за продуктами, то вспомнил об этом, заскочил к ней и купил сумки.
Вау.
Как мило.
И он купил их, когда злился на меня.
Это было еще более мило.
— Я…
— Ее мама мечтала о цветочном магазине, — продолжил Тоби. — Поэтому она продавала эту косметику «заработай-на-розовый-«Кадиллак»», пока не смогла открыть цветочный магазин, и назвала его в честь своей дочери.
— О, — сказала я, не зная, почему он рассказывает мне историю цветочного магазина Мэйси.
— Детка, требуется продать много косметики, чтобы открыть прибыльный бизнес. Это научило ее искусству торговли, и мать передала свои знания дочери. Она рассказала мне об этих сумках, потому что хотела, чтобы я их купил. И спустя пару недель я купил восемь этих засранцев.
— Это было очень мило, Тоби, — тихо сказала я. — Они мне сразу приглянулись. Они великолепны.
— Я рассказываю тебе это не для того, чтобы услышать, как это мило. Я рассказываю тебе это потому, что продавать вещи — ее работа. Когда я был у нее, она также рассказала мне, что ты сделала те открытки, потому что она общительная, дружелюбная и делится информацией в надежде, что люди будут покупать ее товар и приносить ей деньги. Чего она не собирается делать, так это говорить кому-то купить четырехдолларовую открытку, сделанную женщиной, которую им следует пожалеть. Это отпугнет людей. Никто не захочет ходить в сувенирный магазин за милыми безделушками, чтобы там расстраиваться.