Медвежий Хребет
Шрифт:
Сняв кепку и осмотревшись, парень сказал:
— Ну, здравствуйте еще раз. Хотите знать, кто я такой? Отвечаю: Григорий Перевалов, это документально…
Варвара Михайловна подумала, что сейчас этот молодой человек достанет свой паспорт и подтвердит, что он Григорий Перевалов. Но паспорта молодой человек не показал; потом выяснилось, что он просто неравнодушен к слову «документально».
Парень продолжал:
— Отвечаю на другой вопрос: кто мне нужен? Нужны вы, дорогие товарищи Неустроевы. У меня к вам письмо из Свердловска.
Виктор Авдеевич и Варвара
— Так вы, товарищ Перевалов, ошиблись адресом. Неустроевы живут рядом, у них номер дома сорок пять, а у нас сорок семь…
— Да, да, ошиблись, — подтвердила Варвара Михайловна. — Неустроевы рядом. А мы — Тебеньковы…
На мгновенье Перевалов опешил: его рука, полезшая во внутренний карман пальто за письмом, замерла. Но он тут же хлопнул себя по коленке и захохотал:
— Тебеньковы? Вот, черт, спутал дома, спутал, документально!..
Он еще долго хохотал, встряхивая рыжеватой шевелюрой. Виктор Авдеевич и Варвара Михайловна молча стояли — он у окна, она у кровати — и ждали, когда этот шумный и не очень воспитанный молодой человек уйдет. Кажется, ясно, что не туда попал. Что ж тут рассиживаться?
Но Перевалов, как видно, не собирался быстро уходить. Перестав хохотать, он начал говорить, и на его лице опять появилась та широкая улыбка, с какой он вошел в комнату. Говорил он звонко, отрывисто, рубя слова.
— Вот это письмо, — Перевалов стукнул рукой по нагрудному карману, — везу от мамаши Неустроева. Напористая такая старушка. Узнала, что еду в Читу, ну и принесла. Конечно, взял. Хотя в Чите я проездом. Завтра направляюсь, — он сделал многозначительную паузу, — направляюсь на целинные земли, документально. Слыхали небось об этом движении?
— Читали в газетах, — вежливо подтвердил Виктор Авдеевич.
— Да, едем поднимать целину! Тут у вас в Приаргунье образуется новая МТС. Ну и мы туда. Нас из Свердловска четверо, все четверо токари с Уралмаша. По путевке комсомола едем! А директором у нас будет Георгий Евстигнеевич Ступин. Ох, и сильный мужик! На Кубани он тоже МТС заворачивал. Герой Социалистического Труда. Лауреат. Теперь — сюда. Я с ним в управлении сельского хозяйства встретился. Виски уже седые, а глаза… Как глянул на меня — огонь! «Ну, Гриша, — говорит, — будем вместе целину поднимать?» Сильный мужик этот Ступин, документально…
Когда парень произнес фамилию Ступина в первый раз, Виктор Авдеевич не обратил на нее внимания. Но когда Ступин был назван вторично, память сработала, и брови у Виктора Авдеевича приподнялись. Варвара Михайловна этого не заметила. Тем более не видел этого Перевалов, который говорил увлеченно, не очень заботясь о том, слушают ли его:
— Даю слово: обязательно выучусь на комбайнера. В лепешку расшибусь, а выучусь! Документально! И вот представьте себе картину… Жаркий летний день. Волнами ходит пшеница. И по ней идет мой комбайн. Я стою на мостике и крепко сжимаю штурвал. А в лицо — степной ветер. Вдруг вижу: по дороге пылит «газик». Подъезжает. Из него вылезает Ступин, запыленный, усталый. «Здорово, Гриша!» —
Перевалов проговорил еще минут десять, жидким тенорком, фальшивя, спел:
Едем мы, друзья, В дальние края, Станем новоселами И ты и я…Наконец он надел кепочку и, все так же улыбаясь, ушел к Неустроевым, забыв попрощаться.
Виктор Авдеевич закрыл за ним дверь и, вернувшись, стал раздеваться.
— Какой невоспитанный юноша! Видит, что нам пора спать, а сидит, — сказала Варвара Михайловна, взбивая подушку. — Из этих, энтузиастов…
«Невоспитанный юноша» и «энтузиаст» звучали у нее одинаково неодобрительно. Виктор Авдеевич промолчал и лег на кровать.
Варвара Михайловна почти мгновенно засопела, а он никак не мог заснуть. Он глядел на неясные в ночной темноте очертания предметов и думал о Ступине. Неужели это тот самый Гошка Ступин, с которым они учились в сельскохозяйственном институте? Давно это было, лет двадцать назад. Он хорошо помнит Гошку: чернявый, тощий, крикливый, на всех собраниях выступал. Активист. Кончил институт и попросился на Кубань, в станицу.
А у Виктора Авдеевича судьба сложилась по-другому. На последнем курсе он женился на Варе, она была курсом младше его и училась в этом же институте. На третий день после того, как они стали женой и мужем, у них состоялся важный разговор. Они сидели в институтском парке и на виду у прохожих целовались. Что поделаешь, своей квартиры у них тогда не было.
Поцеловав мужа, Варя вдруг сказала деловым тоном:
— Нам нужно подумать о будущем.
У Виктора Авдеевича особых планов на будущее не было, и потому он опять потянулся с поцелуем, но жена остановила его:
— Подожди. Давай серьезно поговорим о нашем будущем… Я вот думаю, зачем тебе ехать после института куда-то в деревню, в дыру? Да и работа агронома не по тебе: все время в поле, под дождем или на солнцепеке. Нет, с твоим здоровьем это пагубно, я не допущу…
Виктор Авдеевич никогда не обижался на здоровье, но, слушая жену, благодарно кивал головой: конечно, надо беречься, ведь и мама ему постоянно об этом твердила.
— Да и сама я не намерена месить грязь на полях. Институт этот мне ни к чему. Я решила так: ты закончишь институт, и мы поедем в Читу, к моим родителям. У них там домик, хозяйство…
Виктор Авдеевич заметил: как бы не влетело за то, что не поедет по назначению. Жена решительно рассекла воздух ладонью: ничего не будет, он же беспартийный. И с улыбкой добавила, что свои агрономические знания они могут применить дома. Хозяйство большое — корова, свиньи, козы, птицы много, огород есть; а домик какой — красота!..
О хозяйстве и о красивом домике Виктор Авдеевич слушал с интересом. В этот вечер они долго и обстоятельно планировали предстоящую жизнь и больше уже не целовались.