Медвежья кровь

Синякова Елена

Вот и сейчас я на удивление послушно водила подушечкой указательного пальца по этой жуткой выжженной «картинке», стараясь не обращать внимания на то, как напрягались его плечища и какими выпирающими и объемными стали мышцы на спине.

Наверное, таким образом он прислушивался к собственному телу, пытаясь уловить контуры.

— Это изображение что-то значит у вас?.. — тихо спросила я, больше не сдерживая потока вопросов о его жизни, раз уж все обернулось таким образом.

— Не думаю.

— Ты не

помнишь?

— Нет. Но черепа со щупальцами — это было бы слишком странно даже для нас… Думаю, если бы это относилось к роду Берсерков, то, скорее всего, было бы связано с изображением медведей.

Да, его слова были логичны.

Но теперь стало еще больше вопросов относительно того, для чего это было нужно.

— Выходит, что это сделали те люди в лаборатории?

— Вероятнее всего. Придет время, и я узнаю, что это за знак.

Я только молча кивнула в ответ, осторожно касаясь теперь головы, чтобы осмотреть самые страшные шрамы, отмечая, что буквально за каких-то пару дней и они заросли и стали выглядеть значительно лучше.

Конечно, я мало в этом понимала, но воспаление и припухлость спали. Скорее всего, уже нужно было снимать эти швы… Только как это было сделать, если они были металлическими скобами?

От моего осторожного прикосновения медведь снова весь покрылся мурашками, даже как-то дернувшись, а я поспешно убрала руку, боясь, что эти касания могут быть ему неприятны.

Ведь я знала, каково это — когда тебя касаются против воли.

— Прости, я не хотела сделать тебе неприятно…

— Кто сказал, что мне это неприятно?

Медведь медленно повернулся, снова перекидывая свои длинные ноги через корягу, усевшись теперь так, что я оказалась между ними.

Он смотрел пытливо, немного лукаво. А еще у него были весьма заметно расширены зрачки.

И по какой причине, стало ясно, когда он неожиданно проговорил чуть хрипло и непривычно сладко:

— Поцелуй меня, Иля.

Ладони стали вмиг влажными. И холодными.

— Ну ты опять?! — только и смогла рыкнуть я, пытаясь сказать это максимально возмущенно. Но настоящих эмоций от медведя было не скрыть. — Не можешь подождать два чертовых дня?

— Не хочу, чтобы эти два чертовых дня ты дергалась и в день ИКС просто потеряла сознание, увидев меня на пороге, — спокойно и как-то собранно отозвался медведь.

Вот черт!

И снова он был прав!

Но как же тяжело и страшно было переступать через себя!

— До того момента ты ведь целовалась когда-то с мужчинами? И тебе нравилось это?

В этот раз медведь спрашивал, но я видела, как снова затрепетали его чувствительные ноздри, показывая, что он превратился в комок из внимания, настроенный улавливать каждую мою даже самую незаметную эмоцию.

— Целовалась…но уже не помню тех ощущений. Не знаю, было ли это приятно. Но, должно

быть, не было настолько противно, чтобы я вспоминала об этом сейчас с содроганием.

Медведь кивнул, словно подтвердил то, что услышал, чуть подавшись вперед, но не касаясь меня руками:

— Тогда стоит попробовать и решить, будет ли приятно сейчас. Я обещаю, что не прикоснусь к тебе сам.

Он демонстративно убрал руки за спину и чуть подался вперед, явно показывая, что он готов, а мне не стоит медлить.

— Если захочешь, ты можешь связать мне руки через два дня.

Мои брови взлетели вверх, а медведь закивал.

— Ты серьезно?

— Вполне. Целуй.

Я тяжело выдохнула, растягивая время и надеясь, что он оставит эту затею, но упрямый хищник и не думал идти на попятную.

Он словно смотрел мне в глаза, чуть выгибая нахально брови, и спрашивал: «Ну что, трусиха? Снова сбежишь?»

И так не хотелось быть трусихой!

Я ведь понимала, что медведь делает все это только из лучших побуждений, неожиданно даже для меня проникнувшись моей ситуацией.

И за это я была ему действительно очень благодарна.

Я тоже хотела, чтобы у нас все получилось…чтобы получилось хоть немного.

Просто попробовать понять, каково это — быть с мужчиной, от которого не будет бросать в дрожь и омерзение.

Сейчас я отчетливо помнила наш первый быстрый поцелуй.

На самом деле я его и забыть не смогла.

Прокручивала в голове раз за разом и понимала, что мне не было это противно.

Неожиданно — да, но не омерзительно.

Поэтому я сделала шаг к нему и, замерев на секунду в раздумье, положила осторожно ладони на его впалые, заросшие щетиной щеки.

Медведь даже не дрогнул, но вот зрачки словно ахнули и расползлись по его удивительной сиреневой радужке еще сильнее, похожие на омут, который затягивал меня все сильнее и сильнее.

— Начало мне нравится, — проговорил он, и от меня не смогло укрыться, как снова изменился его голос, став еще более низким и хриплым. — Теперь не останавливайся. Заверши начатое.

— И почему у меня ощущение, что ты решил взять меня на слабо?

— Потому что это вовсе не ощущение, — хмыкнул медведь, и кончик его губ приподнялся, заставляя смотреть на них. Рассматривать. Любоваться.

В одном он был прав: не нужно было останавливаться.

Я подалась вперед, чуть наклоняя голову, и заметила, как он затаил дыхание, прежде чем я коснулась его губ своими, в первую секунду замерев и прислушиваясь к себе.

Его губы были мягкими и горячими.

Медведь чуть приоткрыл их, вдыхая в себя задрожавший воздух, в котором смешались наши дыхания.

Он не двигался, только чуть опустил черные ресницы, словно мог увидеть меня, а я поняла, что мне нравится аромат его тела.