Механическое сердце Fatum
Шрифт:
— Нет, — возразил Фёдоров. Он ходил по комнате из стороны в сторону и наконец опустился в большое мягкое кресло.
— Я не понимаю, — задумчиво произнёс он. — Всё равно. Как связать произошедшее с происходящим воедино?
Мирон откинулся на спинку кресла.
— Сколько бы раз я это не проговаривал, это всё равно не похоже на правду. Мы не можем постоянно закрывать глаза на причины и истинную сущность произошедшего.
— Боишься, что «конец света» может повториться?
— Пока такая возможность существует, нельзя исключать её из внимания.
— Наша главная проблема, — продолжил Мирон, — в
Холодный воздух вместе с порывом ветра проник в комнату, раскрытая форточка ударилась о стену, но на звук никто не обратил внимание. Мирон раскрыл ладонь и с неё взлетела маленькая чёрная бабочка. Она сделала пару кругов под потолком и рассыпалась прямо над Евстигнеевым. Рудбой внимательно следил за её полётом.
— Вы поступили неправильно с самого начала, — предложил Рудбой. — Я уже говорил об этом. Может быть, стоило подождать, прежде чем разделять обязанности?
— Мы должны делать всё и сразу, — возразил Фёдоров, закинув руки за голову. — И собирать людей в одном месте, и не допускать конфликтов, и налаживать жизнь, и разбираться в причинах произошедшего. Но за два с лишним месяца мы не довели ни одно дело до конца.
— Ну почему? Ни одного конфликта, — заметил Рудбой. — Кажется, ты со своей частью справляешься отлично.
— Гнойный. — Мирон покачал головой. — Не могу на него повлиять. Мне кажется, в ближайшее время он обязательно что-то выкинет.
— Знаешь, может быть, ты в чём-то прав, — Рудбой поёжился от холода. — Если бы вы смогли выключить вечную весну, цены бы вам не было. Смотри-ка, — он кивнул в сторону окна, — снег опять пошёл.
Мирон повернулся к окну.
С чистого весеннего неба на землю сыпал мелкий снег. Он таял в маленьких лужах и скапливался на холодных крышах нежилых домов. Те, кого он застал на улице, подняли свои головы вверх.
Усачев закрыл глаза рукой — яркое солнце било прямо в них. Где-то рядом вертелся Джарахов. Он без умолку говорил о том, какие выпуски КЛИККЛАК хочет снять, хвастался текстами новых песен и жалел, что теперь ролики не наберут и полумиллиона просмотров, даже если их посмотрит каждый. Но его, похоже, это не очень волновало.
Юлик и Ильич собрали команды по трое и играли в футбол старым мячом на баскетбольной площадке. И если раньше на них могли быть очки виртуальной реальности, то сейчас только об одной реальности могла идти речь — той, в которую верить не очень хотелось, но приходилось.
— Я сначала думал, что без интернета вообще жить не смогу. А потом оказалось, что это не так уж и трудно. Главное, привыкнуть, ну, и занять себя чем-нибудь. Хотя первое время настоящая ломка была. Постоянно снимал влоги, а камеры одна за другой разряжались. Искали какие-то способы заряжать их, ну, пока работу ТЭЦ не возобновили. Я до последнего считал, что нас только малолетки смотрят. Как хорошо, что это не так.
— Ага, — пробормотал Усачев. На самом деле он не слушал, что говорил
***
Слава ступил на гладкую поверхность и оказался в обители стимпанка. Красный пол и такие же стены, усыпанные ржавыми пятнами и множеством приведённых в движение шестерней, цепей, жгутов и механизмов. Внутренности механического сердца будто вобрали в себя всё, чего лишили окружающий мир. Грохот стоял неимоверный, стены пылали жаром. «Иллюзия», — мгновенно подумал Карелин.
Иллюзия в движении, его самое слабое место.
Несмотря на то, что Славе легко давалось управление своим мотоциклом, он никак не мог наладить отношения с другими видами динамических иллюзий. Мирон мог, Гена мог, и только Слава в зрелищности выступлений, которые как раз предполагали визуализацию движущихся образов, был невозможно плох. Но Слава не мог проиграть Fatum и, недолго думая, решил бить по самому слабому месту — единственной неподвижной иллюзии перед ним.
Слава представил, как на его глазах рушится пол, собрал все свои чувства в кучу и уверенностью в собственной правоте ударил по иллюзиям механического сердца. С первого же раза иллюзия поддалась. Пол, подобно зеркалу, разошёлся трещинами и рассыпался. Его осколки улетели вниз, увлекая за собой ремни, шестерни, лестницы и другие закреплённые на стенах элементы.
Впереди показалась дверь. Бегом миновав длинный коридор, элементы которого падали на Славу и проходили сквозь его тело, Карелин едва не врезался в стеклянную стену. Обнаружив на уровне пояса в стороне от себя дверную ручку, Слава толкнул её и представил, как ломается замок. Дверь отошла очень легко, открыв взору тёмное пространство.
«И всё? — подумал Слава. — Так просто? Что Гена не мог так долго сделать здесь?»
Под потолком загорелось множество ярких ламп и вспышка белого света заполнила небольшой стеклянный зал. Слава закрыл глаза — свет ослепил его ненадолго.
— И что теперь? — громко усмехнулся он. — Будешь и дальше кормить меня иллюзиями? Фарафонов, если это ты играешься, то лучше выходи! Иначе тебе пизда…
Привыкнув к освещению, Слава убрал руку от лица. Фигуру человека в тёмной одежде он увидел сразу. Зрение восстанавливалось, фигура приобретала очертания, и с каждой секундой дышать становилось всё труднее.
— Ты… — Слава не мог сделать и шага. Тело налилось тяжестью, а лёгкие сдавило железными оковами, подобными тем, что совсем недавно падали со стен и потолка, вот только сейчас они совершенно не походили на иллюзии.
Перед ним стоял Ден Чейни. Тот самый Ден Чейни, который два месяца назад исчез на его глазах.
========== 9. Смена настроений ==========
По коридорам подземки разливалась тишина. Гасли редкие светильники на стенах и длинные привинченные к потолку лампы. Люди переговаривались шёпотом, как и в преддверии любой ночи; они не мешали спящим видеть сны, а бодрствующим — строить планы и надежды. Где-то за толстыми стенами гудели генераторы. Вместе с тающим шёпотом они оставались единственными источниками шума, едва различимыми в провальной ночной темноте.